История любви леди Элизабет

Она засмеялась сквозь слезы, прерывисто вздохнула, все еще отказываясь посмотреть на него, и сказала:

– Меня удивляет, что вы совсем не сердитесь за это.

– Нет смысла плакать из-за подгоревшего бекона.

– Я плакала не из-за этого, – ответила она, чувствуя себя глупой и сбитой с толку.

Перед ее глазами появился белоснежный носовой платок, Элизабет взяла его и приложила к мокрым щекам.

– Тогда почему вы плакали?

Зажав в руке носовой платок, она смотрела прямо перед собой, ее взгляд сосредоточился на окружающих холмах, усыпанных колокольчиками и боярышником.

– Я плакала о моем собственном несоответствии и неумении управлять своей жизнью, – призналась Элизабет.

Слово «несоответствие» удивило Торнтона, и Ян подумал, что для пустой маленькой кокетки, какой он ее считал, у нее был исключительно богатый словарный запас. Элизабет посмотрела на него, и перед глазами Яна оказалась пара зеленых глаз изумительного цвета мокрых листьев. Слезы еще блестели на ее длинных темных ресницах, длинные волосы завязаны сзади, как у девочки, бантом, а лиф платья обрисовывал пышную грудь, она представляла собой картину очаровательной невинности и опьяняющей чувственности. Ян оторвал взгляд от ее груди и резко сказал:

– Я пойду нарубить дров, чтобы вечером у нас был огонь. А потом собираюсь наловить рыбы на ужин. Полагаю, вы найдете себе развлечения на это время.

Удивленная его неожиданной резкостью, Элизабет кивнула и поднялась, подсознательно заметив, что он не предложил руку, чтобы помочь ей. Ян уже уходил, но повернулся и добавил:

– Не пытайтесь убирать в доме. Джейк вернется еще до вечера с женщинами, которые и уберут.

После того, как он ушел, Элизабет вошла в дом в поисках какого-нибудь занятия, которое отвлекло бы ее от раздумий о своем положении и помогло бы израсходовать накопившуюся энергию. Решив, что наименьшее, что она может сделать, так это убрать беспорядок, оставшийся после приготовления завтрака, девушка занялась уборкой. Отскребая яйца от почерневшей сковороды, она услышала ритмичные удары топора, раскалывающего дрова. Подняв руку, чтобы убрать со лба прядку волос, выглянула в окно и покраснела. Без всякого намека на стыдливость Ян Торнтон был обнажен до пояса, бронзовая спина переходила в узкие бедра. Когда он красивым движением взмахивал топором, описывая дугу, на его руках и плечах перекатывались мощные выпуклые мышцы. Элизабет никогда не видела обнаженных мужских рук, не говоря уже о полностью голом мужском торсе, поэтому была потрясена, увлечена и испугана тем, на что она смотрит. Отведя взгляд от окна, Элизабет запретила себе поддаваться грешному искушению тайком посмотреть на него еще разок. Вместо этого она раздумывала, где он научился так умело и ловко колоть дрова. Ян так был на месте на вечере у Харисы; так свободно чувствовал себя в красиво сшитом вечернем наряде, что она считала, будто он всю свою жизнь провел на задворках светского общества, добывая себе средства на жизнь игрой. И вот Ян чувствует себя дома здесь, в дебрях Шотландии. И здесь больше, чем там, решила она. Кроме его мощного тела, в нем были жесткая жизненная сила, неуязвимость, которые так гармонировали с непокоренной землей.

В это мгновение Элизабет вдруг вспомнила то, что давно уже решила забыть. Она вспомнила, как он вальсировал с ней в беседке и естественную грацию его движений. Торнтон явно обладал способностью вписываться в ту среду, в которую ему случалось попадать. Почему-то эта мысль расстроила ее – или потому, что он, казалось, почти заслуживал восхищения, или потому, что неожиданно заставила ее усомниться в способности правильно оценить его в то время. Впервые после той страшной недели, закончившейся дуэлью, Элизабет позволила себе пересмотреть то, что произошло между ней и Яном Торнтоном – не события, а их причины. До сих пор она могла переносить последовавший позор только потому, что целиком и полностью обвиняла за это Яна, точно так же, как делал это Роберт.

Снова очутившись с ним лицом к лицу сейчас, когда Элизабет была старше и умнее, она, казалось, больше не могла этого делать. И даже то, что Ян был недобр к ней сейчас, не могло заставить ее и дальше полностью возлагать на него вину за прошлое.

Медленными движениями моя блюдо, она увидела себя такой, какая есть: глупая, потерявшая голову и так же виновная в нарушении правил, как и он.

Решив быть беспристрастной, Элизабет пересмотрела свои действия два года назад и собственную вину. И его. Прежде всего, нет слов, как она была глупа, так сильно желая защитить его… и ища его защиты. В семнадцать лет, когда ей должно было быть слишком страшно даже подумать о свидании с ним в том домике, она боялась уступить тем непонятным, неведомым чувствам, которые пробудили в ней его голос, глаза, прикосновения.