Помнишь ли ты…

В отличие от этих корпоративных дуэлянтов Коул был скандалистом, уличным драчуном, которого волновала только победа. В результате он нажил множество врагов и нескольких друзей наряду с незавидной славой жестокого и неотесанного грубияна, которую считал отчасти заслуженной, и беспринципного человека, каким он вовсе не был.

Но это ничуть не задевало Коула. Кровные враги, несправедливые публичные нападки, злоба и обида были неизбежной ценой успеха. Коул платил ее, не, жалуясь, как и другие решительные провидцы, которые, подобно ему, умудрились за последние два десятилетия собрать богатый урожай с истощенной почвы в экономическом климате, считающемся нездоровым, — В конце восьмидесятых то же самое говорили о Мэтте Фарреле и его международной корпорации, — многозначительно напомнил Коул Глории. — А теперь он фаворит Уолл-стрит.

— Верно. И отчасти это заслуга отличной рекламы, которую сделал ему шумный брак с богатой наследницей, а также более открытый стиль общения.

Коул взглянул на дверь и приветственно кивнул главному консультанту корпорации Джону Недерли, которого впустила в кабинет секретарь. Глория начала приподниматься, смирившись с поражением.

— Когда вы хотите провести эту пресс-конференцию? Глория не поверила своим ушам.

— Как можно скорее. Может быть, завтра? Мы успеем подготовиться.

Коул подписал еще несколько бумаг, поданных секретарем, но не отвел глаз и покачал головой.

— Сегодня я улетаю в Лос-Анджелес и пробуду там до среды.

— А в четверг?

— Я проведу в Джефферсонвилле четверг и пятницу, улаживая семейные дела.

— Тогда в субботу? — с надеждой подхватила Глория.

— Хорошо.

Но радость Глории убила в зародыше секретарь, которая перевернула страницу настольного календаря, указала запись на ней и произнесла.

— Боюсь, суббота отпадает — днем вам надо быть в Хьюстоне.

— В Хьюстоне? — с раздражением переспросил Коул. — Зачем?

— Чтобы присутствовать на балу Белой Орхидеи. Вы пожертвовали скульптуру Клайнмана для благотворительного аукциона, который состоится перед балом, и собравшиеся пожелают поблагодарить вас за великодушие.

— Отправьте туда кого-нибудь другого. Все, кто был в кабинете, удивленно вскинули голову, когда Глория ухватилась за это предложение.

— Эти дела можно совместить. Должно быть, эта скульптура будет самым ценным лотом…

— И самым безобразным, — перебил Коул таким убежденным тоном, что Глория с трудом подавила смешок.

— Зачем же тогда вы ее купили? — вырвалось у нее.

— Мне сказали, что это будет хорошее вложение капитала — последние пять лет стоимость скульптуры быстро росла. К несчастью, теперь эта вещь нравится мне не больше, чем в момент покупки. Пусть кто-нибудь другой отправится в Хьюстон расшаркиваться от имени корпорации.

— Вы должны присутствовать лично, — упрямо возразила Глория. — Вы сделали чрезвычайно щедрое пожертвование. Собранные средства будут переданы Американскому онкологическому обществу, этот бал — крупное событие в жизни страны. Сейчас самое время заняться рекламой, а на следующей неделе устроить пресс-конференцию.

Коул перестал писать и пристально уставился на Глорию, одобряя ее служебное рвение — несмотря на сопротивление Коула и его нежелание сотрудничать, — Ладно, — коротко ответил он.

Глория поднялась и направилась к двери, но, сделав несколько шагов, обернулась и обнаружила, что мужчины смотрят ей вслед.

— Дело с компанией Кушманов будет упоминаться еще не раз, — сказала она, обращаясь к Коулу. — Если вам представится случай услышать что-нибудь о нем в программах новостей, мы могли бы обсудить с вами ситуацию и разработать план ответных мер для пресс-конференции.

— Непременно послушаю новости, пока буду собираться в Лос-Анджелес, — с раздражением отозвался Коул.

Глория поспешила к двери.

Когда она вышла, Коул откинулся на спинку кресла и взглянул на главного консультанта корпорации, который с одобрительным блеском в глазах пронаблюдал, как удалилась Глория.

— Настойчивая девочка, — заметил Джон.

— Чересчур настойчивая.

— И ножки стройные. — Вдалеке стукнула закрывшаяся дверь, и Джон перешел к неотложным делам:

— Вот доверенности, которые должен подписать твой дядя к собранию совета директоров, — произнес он, передвинув бумаги по чистой стеклянной столешнице, покоящейся на замысловато изогнутых хромированных трубках. — Коул, мне неприятно каждый раз повторять одно и то же, досаждая тебе, но твоему дяде давно пора передать тебе свои акции корпорации. Я знаю, что ты будешь его единственным наследником, но по ночам я часто просыпаюсь в холодном поту, представляя себе, сколько неприятностей сразу свалится на нас, когда он одряхлеет или вдруг откажется подписывать доверенность.