Помнишь ли ты…

— После семи часов вход сюда открыт только для приглашенных, — предупредил громила, скрестив руки на груди.

— Я из «Инкуайрера», — убеждал фотограф, пытаясь говорить приглушенно, но так, чтобы можно было разобрать слова сквозь гул толпы. — Мне нет дела до аукциона, я хочу только сделать снимок Дианы Фостер — я видел, как она вошла сюда несколько минут назад. Должно быть, она еще здесь.

— Сожалею, но сейчас это невозможно.

Осознав, в каком затруднительном положении оказалась Диана, Коул испытал смешанное чувство сострадания и недоверия. Он видел Диану по телевидению, знал, что она уже давно выросла, но по-прежнему представлял ее бесхитростной девочкой, сидящей со скрещенными ногами на охапке свежего сена и прислушивающейся к его словам.

Двери в зал, где предполагалось провести банкет и аукцион, были еще закрыты, и Коул нетерпеливо взглянул на часы, стремясь поскорее покончить с этим делом. Поскольку осуществить это желание не представлялось возможным, а Коулу не хотелось заговаривать ни с одним из гостей, которые старательно ловили его взгляд, он отступил под сень деревьев, усыпанных блестящим искусственным снегом, и поднес бокал шампанского к губам.

За годы, прошедшие с тех пор, как он работал в Хьюстоне и жил на конюшне Хэйуордов, ему довелось посетить сотни официальных приемов во всех странах мира. При этом он часто испытывал скуку, но неловкость — никогда. Хьюстон — исключение. Почему-то здесь Коул почувствовал себя самозванцем, обманщиком и мошенником.

Со своего наблюдательного пункта в глубине причудливой лесной опушки он рассеянно вглядывался в толпу, не признаваясь даже самому себе, что ищет взглядом Диану… Когда же толпа расступилась, он увидел, что Диана стоит у колонны рядом с лифтами, на расстоянии пятнадцати ярдов от него.

Узнав ее, он облегченно вздохнул, а затем пришел в восхищение, когда как следует разглядел «бедняжку Диану Фостер».

Он опасался увидеть болезненное, униженное создание, но Диана не утратила ни капли своей спокойной, величавой сдержанности, запомнившейся Коулу. В платье из царственного лилового шелка, обрисовывающем ее высокую грудь и узкую талию, она невозмутимо шествовала сквозь свет и тени поддельного, но правдоподобного леса, не обращая внимания на шум и суету вокруг, — гордая юная Джиневра с тонкими чертами лица, маленьким подбородком и огромными, сияющими зелеными глазами, опушенными темными ресницами. Ее внешность стала более яркой, решил Коул, а маленькая ямочка на подбородке — почти невидимой, но волосы остались прежними — тяжелыми, густыми, блестящими, как полированное дерево. От света люстр в них вспыхивали красноватые искры. Великолепное ожерелье из крупных, квадратной огранки, темно-лиловых аметистов, окруженных белыми бриллиантами, распласталось у нее на груди, идеально дополняя платье. «Она создана для умопомрачительных туалетов и сверкающих драгоценностей, — подумалось Коулу. — Они подходят ей куда больше брюк и старомодных блейзеров, которые она предпочитала в юности».

Он стоял, восхищаясь ее ослепительной красотой, но куда сильнее заинтригованный той аурой, благодаря которой Диана так выделялась из толпы. Казалось, что все и вся, кроме Дианы, пребывают в движении — от поблескивающих ветвей деревьев, колеблемых легким ветерком, который создавали кондиционеры, до мужчин и женщин, сновавших вокруг и оживленно беседовавших между собой.

Она внимательно слушала мужчину, который разговаривал с ней, — Коул почти наверняка знал, что это Спенс Эддисон. Эддисон отошел, и Коул шагнул из тени деревьев, желая, чтобы Диана взглянула на него. Он мечтал, чтобы она узнала его, хотел заслужить одну из ее незабываемых улыбок и завести разговор. Коул сам удивлялся неожиданной остроте своих желаний.

Вполне возможно, она постарается унизить его, как сделали Хэйуорды несколько минут назад, но почему-то он не верил в это. До сих пор юношеские мечты о триумфальном возвращении в Хьюстон казались Коулу бессмысленными, и потому он осознавал, как нелепо его внезапное желание, чтобы Диана Фостер заметила его — или, точнее, увидела, каким он стал.

Судя по ледяным взглядам, которыми наградили его Чарльз и Джессика, Коул сомневался, что они захотят сообщить кому-нибудь, в какого преуспевающего бизнесмена превратился их бывший конюх. В таком случае Диана, вероятно, и понятия не имеет, что Коул, с которым она когда-то делилась сандвичами, и есть тот самый Коул, недавно титулованный журналом «Ньюсуик» «предпринимателем года».