Помнишь ли ты…

— Нет, — поспешно заверил Коул, — ты заснула после долгого и утомительного вечера.

— Удивительно, как это меня не вырвало! — Диана невольно сделала паузу, ожидая, что Коул будет отрицать и это предположение.

Но он выразительно смотрел на нее, приподняв бровь.

— О, не может быть! — выдохнула она и закрыла лицо руками.

— Потом тебе стало легче, — спокойно сказал он. Она уронила руки и глубоко вздохнула:

— Больше я ничего не натворила?

— Ты забавно шутила со мной. — Он подложил себе яичницы.

— Всю ночь меня преследовали странные видения, такие яркие и живые, что больше походили на галлюцинации, но я не уверена, происходило ли это на самом деле или же мне снился сон. Может, я забыла что-нибудь важное? — Она снова взяла тост и в упор взглянула на Коула.

«Очень важное», — подумал Коул, припоминая, как Диана устроилась у него на коленях вскоре после вылета в Хьюстон. Пока самолет набирал высоту, она со смехом читала детские стихи с глупенькими, нелепыми концовками, придающими им веселый тон.

Диана прильнула к нему в поцелуе, а затем сунула ладонь ему под смокинг и обхватила другой рукой его за шею — сначала робко, а затем требовательно, прижимая к себе. Коул следил, чтобы дело не зашло слишком далеко, а его прелестная жена наслаждалась игривой, не вполне трезвой и на редкость эффективной тактикой, предназначенной для того, чтобы выяснить, насколько он способен держать себя в руках.

На высоте тридцати двух тысяч футов он наконец не выдержал и рухнул на диван, увлекая ее за собой. Этим утром он отчаянно старался забыть то, что Диана не могла вспомнить. Но с другой стороны, ее забывчивость была только к лучшему, поскольку случившееся никогда не повторится.

— Ничего достойного внимания, — ответил Коул на ее вопрос.

— Нет, я помню, как делала что-то еще. Кажется, я разглядывала казино из окна машины и думала, как ярко блестят огни и как вокруг шумно и весело. — Она снова откусила тост и на сей раз сочла его вкус более приемлемым.

Она увидела, как мрачное выражение на лице Коула сменилось плохо скрытой насмешкой, и в тревоге положила руки на стол, подавшись вперед.

— Я натворила еще что-то, пока мы были там, да? — настойчиво спросила она. Ее воспаленное воображение услужливо нарисовало фигуру подвыпившей женщины в лиловом платье, карабкающейся на сцену, а затем пляшущей вместе с танцовщицами. О Господи, а может, со стриптизерками? — Что бы я ни сделала, это выглядело ужасно., да? — слабо добавила она.

— Ну, это как посмотреть. Может, ты противница азартных игр по нравственным или религиозным соображениям?

— Нет.

— Тогда в твоем поступке не было ничего ужасного. Диана всплеснула руками и возвела глаза к небу.

— Я играла! — воскликнула она. Коул наблюдал, как она переключается с торжественности на панику, переходит от облегчения к иронии, и что он всецело наслаждается ее обществом. Так бывало всегда. Криво улыбнувшись, она взяла вилку и занялась яичницей.

— И как у меня получалось?

— Неплохо.

— Я проиграла, — заключила Диана с подавленным смешком: открытие не лишило ее ни веселья, ни аппетита. Когда Коул кивнул, она потянулась за стаканом с апельсиновым соком и сделала глоток. — Сколько?

— В рулетку? Или в баккара? А может, у автоматов? Диана в замешательстве отставила стакан.

— Так я проиграла и в то, и в другое, и в третье?

— Да, но я остановил тебя прежде, чем ты перешла на покер с крупными ставками, — добавил он, поднося ко рту чашку кофе.

— Сколько же мы пробыли в казино?

— Недолго — всего полчаса.

— Ну, тогда я не могла проиграть слишком много, — сделала вывод Диана, но что-то в его уклончивом взгляде заставило ее насторожиться. — И все-таки сколько?

— Около трех тысяч долларов.

Она содрогнулась, но тут же овладела собой и кивнула, деловито пообещав:

— Я выпишу тебе чек.

— Это ни к чему.

— Я настаиваю! Леди подобает самой оплачивать свой проигрыш, — процитировала она с такой насмешливой уверенностью, словно заучила эту фразу в школе.

«Она не просто умна, прекрасна и остроумна, но и чертовски настойчива», — решил Коул.

— А в медовый месяц всегда платит джентльмен, — не менее уверенно возразил он.

К сожалению, назвав тридцатиминутное пребывание в казино «медовым месяцем», он будто издевался над собой и над внезапным, прозаическим бракосочетанием, предшествовавшим этому «медовому месяцу». Коул заметил это сразу же, едва слова слетели у него с губ, и Диана тоже уловила иронию. Ее улыбка погасла, однако Коул почувствовал, что она не рассердилась и не оскорбилась. Она просто… вернулась к реальности.