Благословение небес

Хэвенхёрсте с тех пор, как они поженились. Правда, это было не по ее прихоти, а из-за непогоды.

Небо уже посветлело, предвещая рассвет, когда Элизабет наконец уснула прямо в кресле.

На следующий день, подъезжая к Хэвенхёрсту, она была почти уверена, что увидит на подъездной аллее экипаж Яна, но все выглядело очень обыденно и мирно.

С тех пор, как Ян выделил деньги на содержание Хэвенхёрста, в доме прибавилось слуг. Грум вел в конюшню лошадь, садовники обрабатывали клумбы жидкостью от вредителей. Как обыденно и мирно, с истерическим смехом подумала она, когда

Бентнер открыл перед ней дверь.

– Где вы были, мисс? – озабоченно спросил он, с тревогой вглядываясь в ее бледное лицо. – Маркиз просил передать вам, чтобы вы приехали домой.

Ей следовало этого ожидать, но она почему-то не ожидала.

– Не понимаю, почему я должна подчиняться ему, Бентнер, – сказала она повышенным тоном, прикидываясь недовольной. – Мой муж, кажется, забыл, что перед свадьбой мы заключили с ним соглашение.

Бентнер, который все еще недолюбливал Яна за его прошлую чину перед хозяйкой, не говоря уж о том оскорблении, которое он нанес ему, когда силой ворвался в дом на Променад-стрит, и теперь не смог найти маркизу оправданий.

Вместо этого он засеменил рядом с Элизабет по коридору, бросая на нее обеспокоенные взгляды.

– Что-то вы плохо выглядите, мисс Элизабет. Сказать Уинстону, чтобы он принес вам чашечку хорошего горячего чайку с булочками?

Элизабет отрицательно покачала головой и прошла в библиотеку. Там она села за письменный стол и составила, как она надеялась, любезно-уклончивое письмо мужу, в котором сообщала, что останется в Хэвенхёрсте, чтобы как следует разобраться с бумагами. Лакей был отправлен немедленно с указанием доставить письмо не позднее, чем через семь часов. Ни при каких обстоятельствах Элизабет не хотела, чтобы Ян выехал из их дома – его дома – и приехал сюда утром или, что еще хуже, вечером.

После ухода лакея нервы ее сдали окончательно. Ей стало казаться, что маятник на старинных дедовских часах в холле раскачивается с какой-то зловещей быстротой, перед глазами вставали смутные страшные картины. Спать, говорила она – себе, нужно поспать.

Она слишком мало спала сегодня ночью, и от этого у нее разыгралось воображение.

Завтра ей придется встретиться с ним лицом к лицу, но это только на несколько часов…

Элизабет мгновенно проснулась, когда на рассвете дверь ее спальни с грохотом распахнулась, и в темную комнату вошел Ян.

– Ну что, ты начнешь первая или предоставишь это мне? – жестко спросил он, подходя к изголовью ее кровати.

– Что ты имеешь в виду? – дрожащим голосом спросила она.

– Я имею в виду, что либо ты начнешь первая и скажешь мне, какого черта мое общество вдруг стало тебе противно, или начну я и скажу тебе, что я чувствую, когда не знаю, где ты и почему не хочешь быть рядом со мной!

– Я оба раза посылала тебе записки.

– Твои проклятые записки оба раза приходили поздно ночью, и оба раза ты сообщала мне, что намереваешься провести ночь вдалеке от меня. Я хочу знать почему!

Он обращается с людьми, как с животными, напомнила она себе.

– Перестань кричать на меня, – сказала Элизабет, дрожа и подтягивая к себе одеяло, чтобы спрятаться от него.

Его брови угрожающе сошлись в одну линию.

– Элизабет? – спросил он, потянувшись к ней.

–Не прикасайся ко мне!-закричала она. В дверях спальни возник Бентнер.

– Что-нибудь не так, миледи? – спросило", храбро глядя на Яна.

– Убирайся отсюда и закрой эту чертову дверь с другой стороны! – в бешенстве заорал Ян.

– Оставь ее открытой, – нервно попросила Элизабет, и отважный дворецкий в точности выполнил ее указание.

В шесть шагов Ян достиг двери и захлопнул ее с такой силой, что треснула дверная коробка, и Элизабет затрясло от ужаса. Когда он развернулся и двинулся к ней, она попыталась убежать, но запуталась в одеяле и осталась на месте.

Ян увидел этот страх в ее глазах и остановился в нескольких дюймах от кровати. Он поднял руку, она попыталась увернуться, но его рука легла ей на щеку.

– Дорогая, что это? – спросил он. От этого голоса ей захотелось зарыдать у его ног – от этого низкого бархатного голоса и красивого с резкими чертами лица, которое она обожала. Она готова была умолять его сказать ей, что все сказанное Робертом и Вордсвортом – ложь, все – одна сплошная ложь. «От этого зависит моя жизнь, Элизабет, и твоя тоже. Не подведи», – сказал ей Роберт. Но в этот момент слабости она действительно была готова признаться Яну во всем, и пусть он потом убьет ее. Это было бы лучше, чем жить, терзаясь воспоминаниями о том, в какой лжи они жили, лучше, чем жить без него.