Благословение небес

– О-о, название весьма подходящее, – согласился он.. – Оно действительно по форме напоминает сковороду.

Они замолчали и уставились в свои тарелки, пытаясь определить, есть ли там что-нибудь съедобное, потом синхронно подцепили ломтики ветчины и впились в них зубами. В комнате раздался хруст, какой издают деревья, ломаясь пополам. Старательно избегая смотреть друг на друга и продолжая хрустеть, они съели всю ветчину со своих тарелок. Покончив с ней, Элизабет набралась смелости и взяла в рот кусочек яичницы.

По вкусу яичница напоминала соленую оберточную бумагу, но Элизабет мужественно проглотила ее. Ее желудок сжался от унижения, и комок слез подступил к ее горлу. Она ждала, что вот-вот раздастся какой-нибудь уничтожающий комментарий по поводу ее стряпни, и чем дольше он вежливо жевал, тем больше ей хотелось, чтобы он проявил свое неудовольствие. Не доев яичницу, Элизабет отложила вилку и перешла к печенью. После нескольких неудачных попыток разломить его руками, она взяла нож и попыталась его распилить. Наконец ей удалось отпилить небольшой кусочек. Она положила его в рот и попробовала надкусить, но зубы бессильно заскользили по поверхности, не в состоянии разгрызть твердый обломок. Она увидела, что Ян смотрит на нее через стол, и поняла, что сейчас заплачет.

– Может быть, выпьете кофе? – тонким голосом спросила она.

– Да, благодарю вас.

Обрадовавшись, что может отойти от стола и взять себя в руки, Элизабет поднялась и подошла к плите. С полными слез глазами она налила в кружку свежезаваренный кофе.

Несчастный вид Элизабет вызвал у Яна смех и желание утешить ее, но поскольку процесс жевания требовал определенных усилий, он не мог сделать ни того, ни другого. Проглотив последний кусок яичницы, он наконец проговорил:

– Завтрак был очень… э-э… сытным. Подумав, что Ян, возможно, нашел завтрак не таким уж плохим, Элизабет подняла к нему побледневшее от огорчения лицо.

– Я очень мало готовила в своей жизни, – призналась она тихим, сдавленным голосом. Он сделал большой глоток кофе и затем с расширившимися от ужаса глазами начал его… жевать.

Элизабет вскочила, расправила плечи и хрипло произнесла:

– После завтрака я обычно прогуливаюсь. Простите. Продолжая жевать кофе, Ян дождался, пока она выбежит из дома, и затем с благодарностью выплюнул на тарелку кофейные зерна.

Глава 14

Завтрак, приготовленный Элизабет, избавил Яна от голода и даже больше: теперь сама мысль о еде вызывала у него содрогание. Покончив с едой, он отправился в сарай смотреть ногу Майки. На полдороге он заметил сидевшую на пригорке Элизабет. Она сидела, обхватив руками колени и положив на них голову, а вокруг нее цвели колокольчики. Ослепленный блеском ее золотых волос, Ян все же не мог не заметить, что поза девушки выражает глубокое уныние. Сначала он хотел уйти и оставить ее грустить в одиночестве, но потом, тяжело вздохнув, направился к ней.

Подойдя ближе, Ян увидел, что ее плечи содрогаются от рыданий, и удивленно нахмурился. Поскольку притворяться, что завтрак был хорош, явно не имело смысла, он шутливо сказал:

– Я аплодирую вашей гениальности: просто застрелить меня было бы слишком гуманно.

При звуке его голоса Элизабет испуганно вскинулась и отвернула свое заплаканное лицо.

– Вам что-нибудь нужно?

– Десерт, – усмехнулся он, наклоняясь вперед и пытаясь заглянуть ей в лицо. Ему показалось, что ее губы тронула слабая улыбка, и он добавил: – Я подумал, что можно взбить немного сливок и положить их на печенье. Потом мы можем взять все, что осталось, смешать с недоеденной яичницей и использовать как дранку для крыши.

Элизабет рассмеялась сквозь слезы и прерывисто вздохнула. Все еще не глядя на него, она сказала:

– Меня удивляет, что вы так терпимо к этому отнеслись.

– Не вижу смысла оплакивать подгоревшую ветчину.

– Я плакала не из-за нее, – сказала она, чувствуя себя ужасно глупо. Перед ней возник белоснежный носовой платок, девушка с благодарностью взяла его и вытерла мокрое лицо.

– Тогда из-за чего вы плакали?

Элизабет подняла голову и, сжимая в руках платок, посмотрела на простирающиеся перед нею холмы, заросшие боярышником и колокольчиками.

– Я плакала из-за собственной несостоятельности и неспособности управлять своей жизнью, – призналась она.

Слово «несостоятельность» навело Яна на мысль, что для легкомысленной искательницы приключений у нее слишком изысканный лексикон. Она перевела на него взгляд, и он не смог оторваться от ее глаз цвета мокрой листвы. Слезы, сверкающие на длинных загнутых ресницах, волосы, завязанные в детский хвост и пышная грудь, не умещающаяся в тесном лифе платья, являли собой сочетание обольстительной невинности. Ян отвел глаза от ее груди и сказал: