Привкус горечи

— Джейкоб сколотил капитал, да. Очень солидный капитал. Беженцы брали с собой только то, что могли унести. Клиенты Джейкоба приходили к нему так же, как юная Руфь, с чемоданами, где лежали картины, свернутые в рулоны. Они продавали Джейкобу эти картины и ехали дальше.

— Он сколотил свое состояние, за гроши покупая у спасающихся бегством евреев ценные картины и, по-видимому, продавая их после войны с огромной выгодой?

— Во время любой войны есть те, кто получают большую выгоду, инспектор.

— Но он же еврей!

— И поэтому должен быть среди праведников? А немцы все грешники?

— Нет-нет... Так думать смешно. Везде есть как плохие, так и хорошие люди. Нет...

— Но вам легче представить себе невинных немцев, чем заслуживающих порицания евреев?

— Мне... Да. Если вы хотите спросить, шокирован ли я тем, что делал Джейкоб Рот, то я вам отвечу: да.

— В таком случае, инспектор, вы расист. Послушайте, быть жертвой — это трагедия и горе, а совсем не достоинство, которое по мановению волшебной палочки становится атрибутом каждого представителя того или иного народа. Вот именно это я и пытаюсь объяснить людям. Это моя основная задача. Наша эмоциональная незрелость не позволяет воспринимать грехи Джейкоба Рота так же, как грехи любого другого человека. В моем понимании, поступал нечестно Джейкоб Рот. В вашем понимании, поступал нечестно еврей. Нам сложно понять друг друга. Поэтому я расскажу вам только то, что касается смерти Сары, и уверяю вас, Джейкоб никогда не совершал ничего противозаконного.

Замолчав, адвокат наклонился к выдвижному шкафу в столе справа от него. Было видно, что ему очень тяжело двигаться.

— Вам помочь?

— Нет, спасибо. Просто она большая. — Наконец ему удалось поднять на стол прямоугольную картонную коробку. — Вот эти вещи искали напавшие на Сару люди. Думаю, что вы тоже их ищете. Она принесла их сюда на хранение, сказала, ей это посоветовали вы.

—Я посоветовал... Что же, она правильно поступила. Именно это я бы ей посоветовал, если бы знал тогда о существовании этих вещей.

— Неужели она действительно ничего вам не рассказала? — снова удивился д'Анкона. — Пожалуйста, помогите мне открыть крышку. Она очень тугая... Придержите здесь... Спасибо. Возможно, вы будете удивлены тем, что содержимое коробки не слишком интересно.

— Нет-нет. Я кое-что знаю об этих вещах от соседской девочки. Сара показывала ей некоторые фотографии, а та потом мне их описала.

— Вот они.

Теперь пришла очередь удивляться инспектору. Он держал в руках фотографию, которую так хотел увидеть, фотографию родителей Сары, Джейкоба и совсем юной Руфи. Снимок точно такой, как его описывала Лиза, хотя, разглядывая старомодную одежду и унылые коричневые цвета выцветшего снимка, девочка не заметила, что Джейкоб не только высокий, но еще и очень привлекательный мужчина. Рядом Руфь, худенькая и угловатая, хотя ее большие темные глаза и тонкие черты лица свидетельствовали, что вырастет она красивой. Инспектор рассчитывал увидеть моментальный снимок, спрятанный в конверт или завернутый в бумагу. Однако совершенно неожиданно оказалось, что это увеличенная фотография. К тому же снимок вставлен во флорентийскую рамку, какие продавались на пьяца Питти.

— Я вижу, она не прятала эту фотографию.

— Конечно нет. Руфь всегда хранила ее в гостиной. Понимаете, это единственная фотография, где они вдвоем. Сара спрятала ее в связи с последними событиями. Все остальные снимки из конверта всегда хранились в сейфе по очевидным причинам.

В конверте из плотного картона лежали аккуратно завернутые в папиросную бумагу большие черно-белые снимки.

— Цветы.

Теперь настала очередь удивиться д'Анконе.

— Она показывала кому-то эти снимки? Вы уверены?

— Абсолютно уверен, да. Той же маленькой девочке. Каждый из нас доверяет кому-нибудь свои секреты, и очень часто в таких ситуациях безопаснее всего открыться незнакомцу или по крайней мере человеку малознакомому. Вы расскажете мне об этих цветах?

— Думаю, я должен это сделать. Как вы заметили, каждый из нас доверяет кому-нибудь свои секреты. Но хочу попросить вас, обещайте мне, что наш разговор останется между нами.

Инспектор удивленно взглянул на адвоката.

— Я не могу вам этого обещать. Вы же знаете, что я не могу.

— Но люди, которых вы арестовали, ничего об этом не знают.

— Они вообще ничего не знают. Они делали то, что им велел Ринальди.