Привкус горечи

— Конечно нет, — сказал инспектор.

— Потом я сидел рядом с ним, пока не приехал доктор. Они надели на него голубую пижаму. Она ему не нравилась.

Последние минуты перед тем, как закончился дождь, инспектор провел один в гостиной, думая не о смерти сэра Кристофера, а о его матери. В этой красивой гостиной действительно было прохладно. Навес над террасой, укрытый густой листвой, не пропускал солнечных лучей. Однако в дождливый день она выглядела очень темной и унылой даже с включенными лампами. Увидев высокий торшер, инспектор включил и его тоже. Сначала он взглянул на водяные лилии Сары Хирш. Ничего не скажешь, много хорошего принесла Саре эта картина! Но что же эта молодая женщина, которая невольно украла у нее эту картину? Как ее звали? Кажется, Роза? Или он ассоциирует ее с садом? Нет, ее звали Роза. На фотографии ее родителей в серебряной рамке виднелась дарственная надпись с ее именем. На стене возле небольшого письменного стола висел детский рисунок пруда с лилиями в простой деревянной рамочке. Первый рисунок сэра Кристофера, который он нарисовал, когда еще не умел правильно писать или, даже более того, произносить свое имя. «Мамочке от Кисты».

Очень часто детское имя остается с нами на всю жизнь. Его собственного сына, Тото, лишь посторонние люди будут называть Антонио.

Возможно, только экономка, которая родилась здесь и провела свое детство с сэром Кристофером, знала его детское прозвище, но она была прислугой и должна была называть его сэр Кристофер.

Даже его сестра и его дружелюбный бедный родственник, наверное, никогда не слышали этого имени. А должны были бы знать. Должны были быть рядом с ним в его последние минуты. Должны были знать, какая пижама ему нравилась больше.

Дождь закончился, и инспектор вышел на террасу, где умер сэр Кристофер. Нагнувшись, он вскоре нашел медный колокольчик, закатившийся за терракотовый вазон, из которого свисала мокрая розовая герань. Инспектор поднял колокольчик. Туман в саду постепенно рассеивался, и он почувствовал на голове и плечах горячие солнечные лучи. У оранжереи среди больших цветочных горшков двигалась знакомая фигура. Инспектор позвонил в медный колокольчик, человек остановился, посмотрел вверх и, узнав инспектора, помахал рукой. Махнув в ответ, инспектор спустился вниз по лестнице к таинственному саду Розы.

Они встретились у пруда с лилиями.

— Ну, как все прошло? Они показали вам завещание? — спросил Джим.

— Вы что, хотите мне сказать, что вы его видели? — удивился инспектор.

— Два садовника его заверили. Нужны были подписи не указанных в завещании людей, а они не хотели приглашать кого-то постороннего. Конечно, завещание сфальсифицировано... Ну, сэр Кристофер подписал очень криво, но ни у кого не возникнет никаких вопросов, поскольку он уже не владел правой рукой. Читать он, кстати, тоже не мог. Спросите Джорджо. Так что завещание — фальшивка.

— Его могли составить еще до инсульта. Вы же не знаете...

— В завещании нет ничего для садовников, ничего для прислуги в доме. Он никогда бы так не поступил.

Разумеется. «Небольшое наследство...» Вспомнился жалобный голос сэра Кристофера, уже тогда он плохо владел речью. «Небольшое наследство особенно... со-бе-но!»

«Не волнуйтесь. К завтрашнему дню я все напишу».

— Они оставили его умирать одного, как собаку, но он был добрым человеком. Неужели вы ничего не можете им сделать за то, что они вот так бросили его одного?

— Да, существует закон, по которому можно привлечь за неоказание помощи больному или беспомощному человеку... Но эти двое, Портеус и адвокат, они не являются членами его семьи. Если что, вся вина падет на Джорджо. Они дадут против него свидетельские показания.

— Не только против него. Мы все знаем, что там произошло. Мы все слышим...

— Я вам верю, но вот это, — инспектор указал на мраморную плиту на земле, — пример того, как разносятся сплетни о неправильных причинах правильных фактов.

— Вы хотите сказать, что Роза его здесь не застукала?

— Да, она его застукала, но не с другой женщиной. Жена Джеймса Роутсли узнала кое-что похуже.

— Все равно у него была любовница. Сара Хирш была его внебрачной дочерью. Мы все это знали. Она приходила сюда, так что она была настоящей сестрой.

— Да, Сара Хирш была настоящей.

— Ну, сейчас-то уж секрет раскроется?

— Нет.

— То есть история не получит огласки?