Рай. Том 2

— Спирсон ведь был всего-навсего нищим ничтожеством, не так ли, Кэролайн? Только и мог зарабатывать на жизнь уроками верховой езды и выездкой лошадей!

Невероятно, но она улыбнулась его словам и, налив себе бокал вина, молча пригубила, глядя на Филипа огромными голубыми глазами. Застигнутый врасплох и чувствуя себя безнадежным грубияном и глупцом, Филип не мигая встретил ее взгляд.

— Неужели ты уже закончил? — спокойно осведомилась она — По-моему, у тебя в запасе еще с дюжину обвинений в моей воображаемой неверности и изменах, которые ты готов швырнуть мне в лицо. Очевидно, даже через тридцать лет они не дают тебе покоя.

Филип, глубоко вздохнув, откинул голову.

— Прости, — искренне сказал он, — не знаю, с чего это я на тебя набросился. Твоя жизнь меня не касается Кэролайн снова улыбнулась все той же спокойной, безмятежной улыбкой, которая так задевала Филипа.

— Ты набросился на меня, потому что до сих пор не желаешь знать правду.

— Какую правду? — саркастически бросил он.

— Ни Доминик, ни Денни Спирсон не разбили наш брак. Во всем виноват только ты.

В глазах Филипа сверкнул гнев, но Кэролайн покачала головой:

— Ты ничего не мог с собой поделать. Словно маленький несчастный мальчишка, до смерти напуганный тем, что некий враг отнимет кого-то или что-то у него. Ты не можешь вынести самой мысли о потере И поэтому, вместо того чтобы сидеть и терпеливо ждать, пока случится неприятность, берешь дело в свои руки и вынуждаешь ее произойти, так, чтобы претерпеть боль и покончить с ней. Начинаешь с того, что накладываешь на людей, которых любишь, запреты и ограничения, такие жестокие, что те не в силах их стерпеть, и когда наконец решают порвать с тобой, обвиняешь друзей в предательстве и выплескиваешь на них свою ярость. И тогда начинаешь мстить тем самым людям, которых сам вынудил причинить тебе боль, и поскольку ты уже не мальчик, а взрослый человек, богатый и могущественный, то и возмездие воображаемым врагам и изменникам оказывается ужасным. Твой отец почти то же самое проделал с тобой.

— Где ты набралась этой псевдопсихологической чепухи? — уничтожающе рассмеялся Филип. — От какого-нибудь дурака психоаналитика, с которым, должно быть, еще и спала?

— Из множества книг, которые успела прочитать, чтобы лучше понять твой характер, — ответила она, не отводя глаз.

— И хочешь заставить меня поверить, что именно поэтому мы и расстались? Что ты была невинной, а я — по-дурацки ревнивым и жестоким? — осведомился он, осушая свой бокал.

— Я была бы счастлива рассказать тебе правду, если считаешь себя достаточно здоровым, чтобы ее вынести.

Филип нахмурился, ошеломленный ее непоколебимым спокойствием и нежной прелестью улыбки. В двадцать лет Кэролайн была неотразима, но теперь, когда на лбу и под глазами появились морщинки, лицо приобрело какую-то законченность, и это, как ни странно, делало ее еще привлекательнее.

— Попробуем услышать правду, — суховато бросил Филип.

— Хорошо, — кивнула она, подходя ближе. — Посмотрим, достаточно ли ты стар и рассудителен, чтобы поверить ей, когда услышишь. Мне почему-то кажется, что так оно и будет.

Но Филип пребывал в полной уверенности, что никто и тем более она не заставит его поверить в ее невиновность.

— Ты полагаешь? — отозвался он однако.

— Представь себе. И знаешь, в чем дело? Пойми же наконец: признаваясь во всем, я ничего не теряю, но и приобрести не приобрету Как ты считаешь?

Она выжидала, вынуждая его ответить.

— Наверное, ты права, — наконец выдавил он.

— Так вот слушай, — тихо начала она. — С самой первой встречи я была без ума от тебя, ты совсем не походил на тех мужчин, которых я знала раньше, в Голливуде, — у тебя были воспитание, стиль и класс. На втором же свидании я влюбилась в тебя, Филип.

На его лице отразилось потрясенное неверие, и Кэролайн заметила это, но все же продолжала со спокойной решимостью:

— Я так любила тебя и так была уверена в собственном ничтожестве и глупости, что дышать боялась, пока мы жили вместе, постоянно опасаясь сделать очередную ошибку. Вместо того чтобы рассказать тебе все о своем происхождении и мужчинах, с которыми спала, я выложила легенду, сочиненную студийным отделом рекламы. Придумала, что воспитывалась в сиротском приюте и влюбилась в своего ровесника, еще когда была подростком.

Филип ничего не ответил, и Кэролайн глубоко, прерывисто вздохнула: