Рай. Том 2

Глядя на нее сейчас, Мэтт как никогда ясно понимал свою давнюю одержимость ею. Мередит Бенкрофт была квинтэссенцией женщины — изменчивая и непредсказуемая, высокомерная и милая, остроумная и серьезная, надежная и легкомысленная, невыносимо приличная и чинная… бессознательно чувственная и манящая.

И он спросил себя: какой смысл продолжать эту дурацкую войну? Если он заключит с ней мир, каждый без сожалений пойдет своей дорогой. Прошлое нужно было похоронить много лет назад, и теперь настала пора сделать это. Мэтт отомстил, и месть обойдется Мередит в десять миллионов, потому что он в жизни не поверит, будто она не сможет найти такие деньги. Он уже колебался, когда вспомнил, как она принесла ему поднос сегодня утром, и едва снова не засмеялся вслух. В тот момент, когда выражение его лица изменилось, Мередит поняла, что Мэтт готов капитулировать, — плечи ее чуть расслабились, а глаза зажглись надеждой. Слишком уж хорошо она научилась читать его мысли! Именно это заставило Мэтта продолжить ее мучения. Скрестив руки на груди, он объявил:

— Я не принимаю решений, лежа в постели.

Но Мередит не поддалась на удочку.

— Как по-твоему, завтрак может смягчить твою решимость? — осведомилась она с дразнящей улыбкой.

— Сомневаюсь, — ответил он, но улыбка оказалась такой заразительной, что Мэтт против воли ухмыльнулся.

— Я тоже, — пошутила она и протянула руку:

— Мир?

Мэтт кивнул и почти коснулся ее пальцев, но тут Мередит поспешно отняла руку и улыбнулась еще шире:

— Прежде чем ты согласишься, должна предупредить тебя кое о чем.

— О чем именно?

— Я подумываю судиться с тобой из-за хаустонского участка, — полушутя объяснила она. — И не хотела бы, чтобы все мои предыдущие замечания заставили тебя поверить, будто я добровольно примирюсь с потерей. То есть если суд не сможет заставить тебя продать землю по твердой рыночной цене, я не стану испытывать к тебе никаких претензий и смиренно приму поражение. Надеюсь, ты понимаешь, что не стоит путать личные отношения с бизнесом.

Глаза Мэтта сверкнули едва сдерживаемым смехом.

— Остается только восхититься твоей откровенностью и упорством, — почти искренне ответил он. — Однако предлагаю тебе подумать, прежде чем тащить меня в суд. Ты потратишь целое состояние на судебные издержки и все-таки проиграешь.

Мередит понимала, что он скорее всего прав, и потеря участка значила для нее не так много, как сознание того, что она сейчас выиграла гораздо больше, чем простой иск: каким-то образом она смогла вернуть радость жизни этому разочарованному гордому человеку, заставила его забыть о гневе и принять предложение мира. Полная решимости закрепить этот мир и насколько возможно разрядить атмосферу, Мередит шутливо призналась:

— Собственно, я подумывала вчинить тебе иск за ограничение свободы торговли или что-то в этом роде. Каковы мои шансы в этом случае?

Мэтт сделал вид, что размышляет, и наконец покачал головой:

— Нет, это тоже не пройдет. Однако, если ты твердо намерена судиться, я бы на твоем месте выдвинул обвинение в преступном сговоре с целью обмана третьей стороны.

— А могла бы я выиграть процесс? — заинтересованно осведомилась она.

— Нет, но заседание получилось бы намного интереснее.

— Я подумаю, — пообещала она с деланной торжественностью.

— Очень советую.

Мэтт беззастенчиво ухмыльнулся Мередит улыбнулась в ответ. И в это долгое мгновение тепла и понимания барьер гнева и скорби, возведенный между ними одиннадцать лет назад, начал с неудержимой силой рушиться, пока не рассыпался окончательно Мередит медленно, нерешительно подняла руку и протянула Мэтту в знак дружбы и доверия. Потрясенная происходящим, она молча наблюдала, как рука Мэтта тянется к ней: длинные пальцы скользят по ее пальцам, его ладонь, большая, теплая, касается ее ладони и крепко сжимает. Надежное, твердое пожатие — Спасибо, — прошептала она, поднимая глаза — Пожалуйста, — спокойно ответил он, задержав ее руку еще на секунду и тут же отпустив Прощание с прошлым. Оно ушло навек.

Словно два незнакомых человека, неожиданно разделивших что-то куда более трогательное и значительное, чем ожидали или намеревались, сделали вид, что ничего особенного не произошло. Мэтт откинулся на подушки, а Мередит поспешно подошла к забытому подносу. Краем глаза Мэтт наблюдал, как она брезгливо, кончиками пальцев взяла клизму и положила ее на пол, подальше от глаз. Вернувшись к постели, она поставила поднос на ночной столик и, вновь обретая спокойствие, объявила: