Рай. Том 2

— Дорога расчищена, — объявил он, входя в комнату Джули, где Мередит укладывала в коробку старые альбомы с вырезками. — Можешь собираться.

Мередит, уязвленная ледяным тоном, вскочила. Конец. Все надежды на примирение, на возвращение добрых отношений, повторение вчерашнего дня улетучились. Собравшись с мужеством, она медленно завернула последний альбом. Все. Осталось только рассказать о выкидыше. Но теперь она ожидала, что ответом будет небрежная фраза: «Откровенно говоря, дорогая, мне в высшей степени наплевать!»

Мысль об этом сводила с ума, особенно потому, что пришлось целый день выслушивать издевательства, выносить несправедливые нападки, и наконец ее терпение готово вот-вот лопнуть.

Аккуратно уложив альбом в коробку, Мередит выпрямилась.

— Я бы хотела кое-что рассказать тебе перед отъездом.

— Мне это неинтересно, — на ходу бросил он, — так что поторопись.

— Только после того, как я расскажу тебе о том, ради чего приехала, — повторила Мередит, но тут же вскрикнула от неожиданности, почувствовав стальную хватку его пальцев.

— Мередит! — прошипел он. — Кончай молоть чушь и убирайся!

— Не могу! — выпалила она, вырвав руку. — У меня нет ключей!

И тут Мэтт впервые заметил кое-что: маленький саквояж, лежавший у постели. В ночь приезда Мередит Мэтт не мог думать ясно, но тем не менее, выйди она из машины с вещами, он наверняка заметил бы это. Ее машина заперта, так каким же образом Мередит удалось достать вещи?

Ринувшись к туалетному столику, Мэтт схватил сумочку Мередит и, бесцеремонно перевернув ее, вывалил содержимое. Ключи со звоном приземлились на бумажник и косметичку.

— Итак, — язвительно осведомился он, — у тебя нет ключей?

Мередит, потеряв голову от отчаяния и паники, бессознательно положила ладонь ему на грудь. — Мэтт, пожалуйста, выслушай меня… Она увидела, как его взгляд упал на ее руку, поднялся к ее лицу, и тут их глаза встретились…. и Мередит заметила, что в Мэтте произошла мгновенная перемена, хотя не поняла, что причиной тому оказалась интимность ее жеста. Лицо Мэтта смягчилось, тело расслабилось, жесткий, беспощадный блеск в глазах растаял, даже голос стал другим — мягким, вкрадчивым, словно шелковые ножны на стальном клинке.

— Ну же, давай говори, милая. Я готов слушать тебя сколько угодно.

В мозгу Мередит звучало эхо сигналов тревоги, но она думала лишь о том, что настала пора объясниться с Мэттом, и, охваченная отчаянием, не замечала внутреннего предостерегающего голоса и не обращала внимания даже на то, что его ладони медленно скользят по ее рукам. Быстро, прерывисто вздохнув, она начала речь, которую репетировала все утро:

— В пятницу вечером я приехала к тебе домой, чтобы попытаться объясниться…

— Я уже знаю это, — перебил он.

— Но не знаешь, что сначала мы едва не поссорились с твоим отцом.

— Уверен, что ты ни с кем не ссорилась, дорогая, — заметил он с плохо скрытым сарказмом. — Хорошо воспитанная женщина вроде тебя никогда не опустится до этого.

— Ну а я опустилась, — бросила Мередит, потрясенная его поведением, не собираясь отступать. — Дело в том, что твой отец потребовал, чтобы я держалась от тебя подальше. Обвинил меня в том, что я убила нашего ребенка и едва не уничтожила твою жизнь. Я… Сначала я не понимала, о чем он говорит.

— Вероятно, он виновен в том, что не смог яснее выразиться…

— Прекрати объясняться со мной таким снисходительным тоном! — выдохнула Мередит, вне себя от паники. — Я пытаюсь заставить тебя понять!

— Прости, но никак не возьму в толк, что я должен понять.

— Мэтт… я не делала аборта. У меня был выкидыш! Выкидыш, — повторила она, пытаясь определить по его лицу, как он воспримет это.

— Выкидыш… Да-да, конечно. Ладонь снова скользнула вверх по ее руке, погладила шею.

— Так прекрасна… — хрипло прошептал он. — Ты всегда была так чертовски прекрасна…

Мередит, застыв от неожиданности и изумления, молча уставилась на Мэтта, не понимая, о чем он думает, не в состоянии поверить, что он так легко и спокойно принял ее объяснения.

— Так прекрасна, — повторил Мэтт, чуть стискивая пальцы, — и так лжива!

И прежде чем Мередит сумела осознать смысл его слов, приник к ее губам в безжалостно-чувственном поцелуе. Сильные пальцы потонули в ее волосах, стиснули светлые пряди, потянули, вынуждая Мередит откинуть голову и удерживая ее неподвижно; жесткие губы впивались в ее рот, язык дерзко проник сквозь преграду зубов.