Черная линия

Бамбук.

Вот на что указывал ему убийца.

На память ему пришли другие факты. Хижина в Папане, где была убита Пернилла Мозенсен, стояла в самой гуще бамбуковых зарослей. Охотник за бабочками в Камерон-Хайлэндс часто встречал Реверди среди бамбуковых лесов. Марк еще слышал шелест, сопровождавший его беседу с пчеловодом в Ангкоре.

Реверди убивал под сенью бамбука.

Марк был просто убежден, что бамбук играл определенную роль в ритуале. Может быть, он обладал очищающим действием? Может быть, чтобы «отмыться» от низменного мира, следовало пройти через эти заросли? Или, наоборот, бамбук играл отягчающую роль? Своего рода спусковой крючок, провоцировавший жажду убийства? Марк снова почувствовал прикосновение листьев к своему лицу — странную ласку, похожую на небрежное прикосновение руки…

Теперь они вышли в открытое море. Марк закрыл глаза и унесся мыслями куда-то далеко. Он попытался представить себя Жаком. Когда вокруг него волновался лес, когда перед ним дрожали тени, когда листья касались его висков, его обуревало безумие. Желание убийства просыпалось в нем, расцветало словно ядовитый цветок.

Марк открыл глаза и посмотрел на других пассажиров. Ни одного знакомого лица. Ему не терпелось оказаться в машине, в безопасности, не терпелось доехать до Пукета. Там он соберет все воедино в своем компьютере и поймет, как вставить это в роман.

Вдруг ему пришло в голову, что он еще не придумал названия для своего триллера.

58

«Французский поцелуй», «Пиноккио», «Ковбой Сой»… Названия ночных заведений, написанные светящимися буквами, плясали, отражаясь в лужах. Каждый фасад демонстрировал что-то оригинальное, какую-то находку. В одном месте дверь обрамляла гигантская подкова. В другом — вывеска имела вид колец Сатурна. В третьем вход был оформлен в виде люка подводной лодки. Но на всех порогах неизменно стояли женщины.

Вернее, юные девушки в костюмах, более или менее связанных с тематикой, заявленной на вывеске «предприятия». Куртки с бахромой, узкие мундиры или, без особых ухищрений, стринги и куски ткани, скорее открывавшие, чем закрывавшие тело. Все девушки танцевали под оглушительную музыку «техно». Иногда они выстраивались в шеренгу, спиной к улице, широко расставляли ноги, выпячивая зады, стараясь увернуться от кусочков льда, которыми в них швыряли из бара. Время от времени они подходили к потенциальному клиенту, засовывали ему руку между ног. Некоторые прохаживались, потряхивая обеими руками свои голые груди с сосками, украшенными фосфоресцирующими сердечками.

Марк шел, нагруженный своими вещами, прекрасно сознавая, как смешно он выглядит. Он не вылезал из-за руля весь вечер. Несмотря на дождь, несмотря на темноту, наступившую в шесть часов, он не снижал скорости. В десять вечера, когда он наугад ехал через остров по плохо освещенной дороге, перед ним словно вспыхнуло солнце: Патанг, самый горячий квартал Пукета. Он не мог устоять. Поставив свою «сузуки» на охраняемую стоянку, он погрузился в эту лихорадочную атмосферу. В поисках отеля. И новых ощущений.

Он смутно догадывался, что и Реверди бродил по этим улицам.

Его преследовали запахи еды. Чеснок, лук, перец, кориандр… Возбуждение, голод—в его организме мешались все желания. Сами девушки, изящные, с золотистой кожей, напоминали маленькие карамельки. Несмотря на тяжелые сумки, несмотря на усталость, он чувствовал эрекцию: молоденькие таиландки обладали настоящим магнетизмом, колдовской властью. И дело было не в их откровенных костюмах или зажигательных манерах — наоборот, что бы они ни делали, в них сохранялся оттенок невинности, элементы неопошленной чистоты. Никакая косметика, никакие вызывающие наряды не могли изменить этих диких крестьянок с маленькими кошачьими мордочками и высокими скулами. Именно эта деревенская примитивность возбуждала его. Порождала желание осквернять эти маленькие храмы.

Он наблюдал за поведением западных туристов. Те, что помоложе, сбившись стайками, с банками пива в руках, скрывали свое смущение за хихиканьем; пожилые холостяки плавали тут, как акулы в спокойной воде; усталые путешественники бросали на всю эту свистопляску скептические взгляды. Но в глубине всех глаз таилось одно и то же: неприкрытое желание. Тот же аппетит, грубый и дикий, если разобраться…

Марка особенно занимала еще одна категория туристов: женщины-иностранки. Изумленные жены, вцепившиеся в руки мужей, явно чувствовали себя неловко; молодые девушки с рюкзаками за спиной, искавшие дешевое пристанище, гневными гримасами пытались выразить свое негодование при виде этого «невольничьего рынка». Все они казались растерянными. Жалкими. Им приходилось мириться с неприкрытым желанием самцов, объектом которого были не они, и с ненавистью таиландских шлюх, которых они раздражали тем, что разглядывали их наравне с мужчинами.