Черная линия

В ту ночь он не захотел отступать. Весь в каких-то пряжках и петлях, он забрался на парапет и встал лицом к пустоте. Еще не прыгнув, он почувствовал, что умирает. В черных волнах, бившихся в сорока метрах под его ногами, отражалась его смерть. И в то же время они притягивали его, заполняли его целиком.

И сейчас у него появилось то же ощущение.

Только сегодня на нем не было ни пряжек, ни петель, ни резинового троса на ногах.

71

— Привет, Элизабет!

Ошеломленный Марк оглянулся. Это имя подействовала на него как удар дубинкой по затылку. Он пересекал площадь Сен-Жорж, когда ему на плечо легла чья-то рука. Ему пришлось напрячься, чтобы узнать окликнувшего его человека через искры, плясавшие у него перед глазами.

Ален.

Парень из почтового отделения.

— Как у нее дела? — со смехом спросил он.

Марк забыл этого человека, в чьих руках некогда находилась его судьба. Ему казалось, что все это происходило сто лет назад. Стоящий перед ним Ален казался еще меньше, чем когда сидел в окошечке на почте. Матовый цвет кожи, волосы, затянутые в «конский хвост», — миниатюрный индеец.

Марк рефлекторно пригладил волосы и попытался придумать ответ, но в голову ничего не приходило. Он даже не знал, говорит ли почтовый служащий об Элизабет как о реальном человеке, или он уже давно понял, что такой женщины не существует.

В конце концов он пролепетал:

— Ну… сейчас все нормально. Ален лукаво подмигнул в ответ:

— Пусть зайдет за письмами.

— Она… ей пришли письма? Вьетнамец снова расхохотался:

— Двадцать восемь штук!

Через полчаса Марк вышел из почтового отделения с пачкой конвертов в руках. Ален соблаговолил отдать их ему, хотя срок действия доверенности уже давно истек.

Он остановился, чтобы прочесть надписи на конвертах. На всех стоял одинаковый штемпель, что-то написанное арабской вязью. По всей вероятности, после смерти Джимми Реверди воспользовался для тайной отправки своей корреспонденции какой-то мусульманской организацией. Теперь он лучше понял, почему Жак окружил себя исламистами, как об этом писали некоторые газеты.

Марк посмотрел на даты гашения. В течение почти трех месяцев влюбленный убийца писал по письму каждые три дня. Они были сложены в хронологическом порядке. Он не удержался и вскрыл несколько конвертов прямо на улице.

Первое письмо было датировано 12 июня:

Любовь моя,

Уже десять дней я не получаю от тебя писем. Сначала я волновался. Я испугался, не случилось ли что с тобой на последнем острове. Но нет: до меня дошли бы слухи. Без сомнения, у тебя возникла какая-то техническая проблема. По той или иной причине твои письма до меня не доходят. И я не знаю, получаешь ли ты письма от меня. Для большей уверенности пишу на твой парижский адрес…

Марк сунул листок обратно в конверт. Потом вскрыл следующее письмо. 15 июня. Его взгляд случайно выхватил строчки:

.. .Я все меньше понимаю твое молчание… Что случилось в Пукете? Почему нет новостей?…

Третье письмо. 19 июня. Тон полностью изменился:

.. .то, что я принял за техническую проблему, оказалось твоим намеренным отказом от электронного адреса…

Марк пропустил несколько абзацев и прочел:

… Неужели это игра? Если это так, я не могу поверить, что ты не осознаешь ее последствий. Ведь теперь ты знаешь, кто я. Ты знаешь, что это я устанавливаю правила…

К концу письма убийца смягчился:

…Мне больно, что я больше не могу читать твои письма, но я счастлив, что снова пишу тебе

от руки, как в самом начале. ..

Марк смял письмо. Вытащил конверт, датированный началом июля. Почерк стал менее ровным:

Элизабет,

твое молчание приобретает смысл, который я улавливаю даже отсюда. Четыре слога, произнести которые я отказываюсь. Потому что, и ты это знаешь, они могут повлечь самые решительные последствия. Ты — моя избранница. Та, кого я выбрал. Даю тебе еще одну отсрочку…

Марк снова пропустил середину и прочел самый конец:

…Ты еще можешь написать по моему электронному адресу. Сделай это как можно скорее, пока не стало слишком поздно. Ни ты, ни я не хотим этого.

Он не стал читать другие, более поздние письма. Его била дрожь. Он осмотрелся: прохожие, машины, магазины… Их очертания казались Марку размытыми, как на дне аквариума. Он уже не принадлежал к этому, обычному миру. Отныне он носил красную метку, выделявшую его из толпы, — и эта метка означала приговор.