Черная линия

Он не разговаривал, почти не ел, много спал. Казалось, во сне он находит убежище. Если ему снились те же кошмары, что и Хадидже, это вряд ли могло его успокоить. Но она угадывала, что он нарочно погружается в эти видения. Словно его манили, притягивали самые страшные воспоминания. Словно, — при одной мысли об этом у нее стыла кровь, — через эти сны он пытался установить контакт с Реверди…

Впрочем, и наяву он проявлял признаки постоянного беспокойства. Через своего адвоката он потребовал, чтобы перед его дверью постоянно дежурил охранник. Следователь не заставил себя упрашивать, подтвердив тем самым то, чего все опасались: в схватке в Ножан-сюр-Марн Реверди удалось выжить.

Двенадцатого ноября Хадидже удалось встретиться с психиатром, которому официально поручили наблюдать Марка Дюпейра. Маленький, сухонький, с очень темными волосами, с квадратной бородой, он выговаривал некоторые слоги с сильным немецким акцентом.

Продолжая чистить свою трубку, он сказал, как отрезал:

— Психических заболеваний не существует. Существуют только неулаженные конфликты.

Хадиджа закинула ногу на ногу и подумала: «Э-ге-ге!» В этот момент врач внимательно посмотрел на нее. Без сомнения, он заметил ее шрамы. Шесть маленьких дырочек над верхней губой, шесть на нижней — они окаймляли ее рот, как татуировка хной. Она ответила:

— Ну, думаю, конфликтов Марку хватило с лихвой.

— Вот именно. — Он вскочил, словно подброшенный пружиной. — Вот именно…

Он заходил по кабинету, раскуривая трубку:

— Марк не может смириться со всей этой жестокостью. Его психика отказывается принять ее существование. (Он размахивал трубкой, оставляя полосы дыма в воздухе.) Пф-ф-ф-ф! Вот какую роль играли его комы. Черное поле. Стертая запись. И именно по этой причине он сейчас и спит так подолгу: его разум снова пытается укрыться в бессознательном. Его суперэго…

Хадиджа резко положила конец этому жаргону:

— Что конкретно его мучит?

Он улыбнулся, как будто этот вопрос попал в самую точку:

— Ничего. У него нет никакого психоза. Никакого неврологического расстройства. Можно сказать, что Марка мучит действительность.

— Действительность?

— Его психика плохо приспосабливается к подобным событиям. Я имею в виду, к проявлениям крайней жестокости.

— Понятно.

— Вот что с ним происходит, — пожал он плечами. —Сейчас процесс идет в обратном направлении. Все зашло слишком далеко. Нападение Реверди разрушило его психические барьеры, его систему защиты. Ему не удается удержать эту жестокость на расстоянии.

— Что конкретно это значит?

Он показал трубкой на свой висок:

— Жестокость вошла в его мозг. Она заполняет его целиком. Марк больше не может думать ни о чем другом. Некоторые животные видят инфракрасные лучи, но не видят обычный свет. А Марк больше не воспринимает повседневную жизнь. Простые ощущения. Его разум не в состоянии различать их. Он полностью пропитан, пронизан Реверди и его жестокостью.

Теперь в речи доктора слышался скорее итальянский акцент. Много лет назад Хадиджа писала какую-то статью об итальянской «антипсихиатрии». Шестидесятые годы. Школа Франко Базальи. Период, когда открылись двери всех лечебниц. Этот тип вполне вписывался в картину.

— Повторяю еще раз, — отрезал он, — психических заболеваний не существует. Существуют конфликты.

Я вас предупреждаю: если вы попытаетесь упечь его в психушку, я…

Черная линия

—Вы ничего не поняли. Марк нуждается в обычной жизни. Это единственное возможное лекарство. Завтра его выписывают.

Когда Марк вернулся домой, его ждала Хадиджа.

С его согласия она переехала к нему в квартиру. Накануне его возвращения она всю ночь мыла, терла, убирала. И обнаружила кладовку, что-то вроде маленькой комнатки под полом, где Марк хранил свои специальные книги и свои досье. Не в силах устоять, она погрузилась в изучение этих архивов. Ей казалось, что она проникает в мозг Марка. Десятилетия убийств, насилий, пролитой невинной крови. Свидетельства, биографии, психологические исследования — все было аккуратно рассортировано, описано, размечено. Классификация жестокости.

Но самое главное, она нашла досье на Реверди. Она прочла письма, вырезки из газет, она увидела фотографии. Только сейчас она в полной мере осознала, с каким мастерством была расставлена ловушка. Да, это уже был не просто журналистский азарт. Марк, в полном смысле слова, перевоплотился в персонажа им же самим придуманной пьесы.