— What's going on? Who is there? [5]
Изумленный Марк произнес несколько слов по-французски. Ответом ему была тишина. И вдруг, абсолютно неожиданно, заросли озарились белым светом, ярким, как в операционной.
Марк заслонил глаза рукой. Поморгав, он различил метрах в десяти выше правильный прямоугольник света, ровного и яркого. И практически сразу услышал рокот генератора. На простыне — ибо это была простыня, натянутая на металлическую рамку, — проступил силуэт человека в накидке от дождя.
Человек подошел поближе и сказал по-французски:
— Наденьте это.
Он протянул ему темные очки. У него самого из-под капюшона поблескивали очки с зеркальными стеклами.
— В этом свете много ультрафиолета. Так что надо беречься.
Марк надел очки и взглянул на ловушку, наполнявшуюся насекомыми.
— Никто не знает, почему их притягивает свет. Думают, что они ориентируются по звездам и поэтому бросаются на любой источник света. Вот дурные. У них ведь по нескольку тысяч глаз, знаете? А что вы тут делаете? Бабочками интересуетесь?
Марк посмотрел на него. Лицо с правильными, четкими чертами, словно вымытое дождем, было наполовину скрыто очками и капюшоном.
Марк решил говорить откровенно.
— Я журналист, — сказал он, следуя за собеседником к световому экрану. — Занимаюсь преступлениями. Сейчас собираю материалы о деле Жака Реверди.
Охотник восхищенно присвистнул:
— Вы, должно быть, очень упорны, если добрались до меня.
Под промокшей одеждой Марка обдало жаром. Значит, этот человек знал Реверди! Он спросил совершенно естественным тоном:
— В каких вы были отношениях?
Энтомолог подошел к натянутой простыне. Прямоугольник уже почернел от тел насекомых, они копошились, цеплялись за ткань своими липкими ножками.
— Мы много раз встречались, — сказал он, осторожно беря серую бабочку. Осы, пчелы, комары вились вокруг него гудящим облаком.
— Где?
— Тут. В лесу.
— Ночью?
— Да, ночью. Он бродил. Вроде меня.
Марк вздрогнул. Он живо представил себе Реверди: худого, молчаливого, настороженного. Неизвестно почему, он «видел» его в комбинезоне ныряльщика. Черная кожа, одновременно матовая и блестящая. Пантера.
— Он охотился за бабочками?
— Нет, не думаю. Я никогда не видел его с материалом.
Во влажном воздухе распространился аммиачный запах. Охотник достал пластиковый флакон. Погрузил в него чешуекрылое. Марку показалось, что он сходит с ума: бабочка закричала. Охотник заткнул флакон пробкой и улыбнулся:
— Сфинкс. Один из самых известных видов ночных бабочек. Это — Acherontia atropos. Сфинкс «мертвая голова». Его так назвали за узор на крыльях. Он кричит и отваживается нападать на соты, чтобы воровать мед. Помните «Молчание ягнят»? Именно этих бабочек убийца засовывал в горло своим жертвам.
Опять «Молчание ягнят». Но нет, эта дорожка наверняка ведет не туда. Убийственное безумие Реверди уникально. Марк замахал руками, отгоняя насекомых.
— Аммиак, — пробормотал охотник. — Надо, чтобы они затвердели перед умерщвлением.
Он достал шприц. Марк, сам того не желая, отвернулся. Клубы насекомых на простыне соревновались в скорости с потоками дождя.
— А как, по-вашему, — настаивал он, — что он искал в лесу?
Охотник закрыл футляр с насекомым и спрятал его под накидку:
— Не знаю. Какое-то редкое насекомое, наверное. Что-нибудь особенное.
— Он вам никогда не говорил?
— Нет.
— А у вас нет предположений?
— Какое-то время я думал, что его интересуют какие-то дневные виды, гусеницы которых питаются бамбуком.
— Почему?
— Потому что я неоднократно видел его среди бамбуковых зарослей. Но на самом деле он искал что-то другое. Я так и не понял, что именно.
— А каким он был? Я имею в виду — в целом? Охотник ответил без колебаний:
— Симпатичным. Мы выпивали на рассвете, в отеле. Он говорил, что ему не нужен свет, чтобы «видеть» лес. Что он, подходя к добыче, перестает дышать. Он был необычным… Но, можно сказать, крутым. — Он замолчал, задумавшись. — Это правда, то, что пишут в газетах?
Марк не ответил: летающие твари усилили натиск. Он боролся с непреодолимым желанием удрать отсюда, и побыстрее. Охотник продолжал, как ни в чем не бывало развивая прерванные мысли: