Ножом по сердцу

— Она полностью исчезла из нашей жизни. Морис никогда не называл ее имени, а я не спрашивала. Несколько месяцев все было прекрасно.

— Пока не стали приходить письма, — сказала я тихо.

— Да. — Оливия помолчала. — Пока не стали приходить письма.

— И именно поэтому вы решили их ему не показывать?

— Нет. Я не связала их с той шантажисткой. Во всяком случае, сначала. Думала, все в прошлом. Он никогда о ней не вспоминал. Нет, я в самом деле не показывала ему письма потому, что не хотела его тревожить.

— Оливия, — сказала я твердо. — Либо вы мне говорите правду, либо я немедленно ухожу.

Она серьезно на меня посмотрела, прикрыла глаза:

— Клянусь, я не знала, что письма от нее. Откуда мне было знать? Хотя, вероятно, я не показывала ему письма, потому что не хотелось рисковать. Тот, кто их писал, явно дошел до последней точки. Она это была или не она, мне не хотелось, чтоб он чувствовал себя виноватым.

— Ну а как насчет меня? Мне-то вы почему ничего не сказали?

— Потому что к вам это не имело ни малейшего отношения, — резко оборвала она меня. — Потому что все, что происходило между мной и Морисом раньше, я считала сугубо личным и потому для других несущественным, — продолжала она с ожесточением.

Раз ей так важно было считать именно так, я не стала возражать. Во всяком случае, вслух. Оливия качнула головой:

— Во всяком случае, из оброненных им в минуту откровенности слов я поняла, что их связь началась с того момента, когда она явилась к нему после операции с какими-то претензиями. Я решила, если вы мастер своего дела, то сможете найти ее по имеющимся данным. А если это не она, а какой-то психопат, то все равно его надо искать среди недовольных пациентов.

Может быть, так, а может, и нет. Я дала Оливии возможность слегка переварить сказанное.

— Итак? — спросила я, выдержав паузу. — Это все? — Потому что я, естественно, считала, что не все.

— Вот еще что. Тогда днем, когда мы повздорили из-за вашего прихода в клинику…

— Вы показали ему копию письма?

Она кивнула, естественно потрясенная моим дедуктивным мышлением. Я решила не разочаровывать ее, не признаваться, что никакой хитрости тут нет.

— Он впал в страшную ярость, решив, что я подослала вас за ним следить, и мне ничего не оставалось, как все ему рассказать.

— И он узнал почерк?

— Да. Я мгновенно поняла это по выражению его лица. Он только сказал, что если все откроется, то конец нашему бизнесу, и что я совершила глупость, наняв вас. Велел мне немедленно отказаться от ваших услуг и сказал, что сам все уладит. Убеждал, что ко мне это не имеет ни малейшего отношения и что я не должна тревожиться. Что он разберется без меня… — Она помедлила. — Я начала было говорить вам в то утро, после того, как… но вы не захотели выслушать. Сказали, что не можете больше на меня работать, что пусть теперь этим занимается полиция. А полиция уже пыталась привесить мне мотив. Если бы я рассказала им про эту интрижку, они бы непременно все повернули против меня. Доля истины в этом есть. Хотя…

— Но, не рассказав им ничего, вы этим самым не убедили их в своей невиновности.

Оливия покачала головой, и я увидела, как по ее жухнущей шее прокатилась судорога, она пыталась сдержать слезы. Они внезапно откуда-то накатили, удивив ее не меньше, чем меня. Она опустила глаза, и я подождала, пока она снова возьмет себя в руки. Наконец Оливия заговорила, но так тихо, что мне пришлось напрячься, чтоб уловить ее слова:

— Может, они и правы. Может, это я убила его. Потому что показала ему это письмо. Может, если б он его не увидел, с ним бы ничего… он был бы жив и здоров.

— Может быть, — произнесла я намеренно сухо. — Но его нет, а вы живы. И, на мой взгляд, вы не из тех женщин, которые способны без боя сдать то, чего достигли.

Она взглянула на меня, и мне показалось, что я уловила прежний блеск в ее глазах.

— Так или иначе, если вы ничего им не расскажете, расскажу я. Не то я рискую быть заподозренной в укрывательстве. А этого допустить я никак не могу.

Оливия хотела было что-то возразить, но раздумала.

— Хорошо, — сказала она. — Я им все расскажу.

— Чудесно. — Я поднялась и направилась к двери. — Последний вопрос, Оливия. И настоятельно советую сказать мне правду. Вы имеете представление, кто это женщина?

Она взглянула на меня. Морис был прав — глаза ее были прекрасны. В таких можно утонуть. Она покачала головой: