Это дикое сердце

Однако внезапно Чандос остановился, спрыгнул со своего мерина и решительно направился к девушке. Кортни удивленно смотрела на него. Чего он хочет? Солнце еще не село, и устраивать привал было слишком рано.

Вдруг ее охватила паника. На застывшем суровом лице Чандоса решительно и холодно сверкали голубые глаза.

Он молча стащил ее с лошади. Вскрикнув от страха, Кортни повалилась прямо на него. Одной рукой он крепко ухватил ее за талию, другой за ягодицы.

— Чандос, пожалуйста! — в ужасе вскрикнула она. — Что ты делаешь?

Он молчал, пристально глядя на нее. Этот взгляд сказал ей все.

— Почему?

— А почему бы и нет?

О Боже, она не могла поверить в происходящее.

— Я доверяла тебе.

— Не стоило, — холодно заметил он, крепко сжимая ее руками. Кортни заплакала:

— Пожалуйста, не надо! Мне больно.

— Тебе будет намного больней, если ты не выполнишь в точности все, что я скажу, леди. А теперь обхвати меня руками.

Он не выказывал ни малейших признаков гнева. Даже ничуть не повысил голос. Кортни предпочла бы ярость этой холодной решительности.

Глядя в его бесстрастные глаза, она сделала все, что он велел, боясь ослушаться. Господи, как же она могла так жестоко ошибиться в этом человеке?

— Вот так-то лучше, — сказал он ровным голосом и, убрав одну руку, резким движением разорвал спереди ее блузку.

Кортни закричала. Понимая, что это бесполезно, она не могла сдержаться. Однако крик ее все же возымел результат: Чандос с силой оттолкнул ее, и она упала на землю, растянувшись у его ног и поспешно собирая на груди разорванные лоскуты блузки.

Она доверилась Чандосу, надеясь на его защиту, а он так коварно воспользовался ее доверием! — Кортни взглянула на него снизу вверх, и в этом взгляде отразились все ее чувства.

Он стоял над ней, отставив ногу, — воплощение безжалостности. Такой сильный, красивый, но такой жестокий. Кортни задрожала.

— Видимо, ты еще не осознала своего положения, иначе не стала бы злить меня своими воплями.

— Я… я осознала.

— Тогда скажи мне, что ты осознала. Говори!

— Ты собираешься меня изнасиловать.

— И?

— И… и я не могу тебя остановить.

— И?

— Я… я не знаю, что ты еще хочешь от меня услышать.

— Я хочу услышать еще чертовски много, леди. Изнасилование — самое меньшее, о чем тебе следует беспокоиться. Ты полностью отдалась на мою милость. И это было глупо, поскольку теперь я могу делать с тобой все, что захочу, черт возьми! Ты меня понимаешь? Я могу перерезать тебе горло и бросить тебя там, где твои кости никогда не найдет ни одна живая душа.

Кортни трясло как в лихорадке. Ей следовало понять это раньше, а теперь было слишком поздно.

Видя, как ее трясет, Чандос, нагнувшись, похлопал ее по щекам. Кортни разразилась громкими рыданиями. Чандос выругался. Возможно, его урок слишком суров, но необходим.

Он приготовился, если понадобится, сделать больше, нежели просто напугать ее. Но хватило и этого.

Он накрыл ее рот ладонью.

— Перестань реветь. Я не трону тебя. Он видел, что она ему не верит, и подумал, вздохнув, что его урок был слишком жесток.

— Слушай меня внимательно, Кошачьи Глазки, — ласково сказал он. — Страх запоминается, вот почему я прибег к этому. Я не хочу, чтобы ты забыла сегодняшний урок. Другой на моем месте изнасиловал бы тебя, ограбил, а потом, возможно, и убил, чтобы замести следы. Ты не должна доверять жизнь незнакомому человеку — ни в этих местах, ни в других. Попытайся я объяснить тебе это словами, ты просто не стала бы слушать. А по этой тропе ездит слишком много опасных людей.

Она перестала плакать, и он, отняв руку от ее рта, смотрел, как она провела своим маленьким розовым язычком по губам, потом повернулся к ней спиной.

— Мы можем остановиться здесь на ночь, — сказал он, опять взглянув на нее. — Утром я отвезу тебя назад, в Рокли.

Глава 13

Кортни несколько часов лежала глядя на звезды, потом повернулась и уставилась на догоравший костер. Наверное, уже полночь — точно она не знала.

Она успокоилась и пришла в себя. Чандос больше не трогал ее. Он подошел близко только один раз, чтобы подать ей тарелку с едой. Кортни не услышала от него больше ни слова, но он, несомненно, полагал, что уже все сказал.

Негодяй! Да как он посмел учить ее! Как он посмел обнадежить ее, а потом разбить вдребезги все ее надежды? И все же Кортни не рискнула высказать ему все, что думала по поводу его «урока».