Это дикое сердце

— Я поем твоих кукурузных лепешек, — ласково сказал он.

Кортни бросилась подавать ему завтрак. Опять она сморозила глупость! Конечно, он прав: она просто забыла, как болит у нее тело, и о том, что будет, если ей придется проводить больше времени в седле. Сейчас мучения не так донимали ее, как пророчила ей Матти, но это лишь благодаря заботливости Чандоса.

Подавая ему кофе, Кортни спросила:

— Когда мы въедем на Индейскую Территорию?

Он небрежно ответил:

— Уже въехали вчера вечером, примерно за два часа до привала.

— Ой! — вскрикнула Кортни. — Уже? Вообще-то от того, что канзасская земля осталась позади, ничего не изменилось. Чего она ожидала? Индейских вигвамов? Насколько видел глаз, вокруг не было ни души, только бескрайняя равнина да деревья вдоль берегов реки. И все же эти земли принадлежат индейцам, а значит, они где-то поблизости.

— Не волнуйся, леди.

Она взглянула на него, через силу улыбнувшись. Неужели ее страх так заметен?

— Почему бы тебе не называть меня Кортни? — спросила она.

— Это имя не имеет ничего общего с этими местами.

Кортни ощутила раздражение.

— Надо полагать, Чандос не настоящее твое имя?

— Нет. — Если бы он не прибавил больше ни слова, она приняла бы это как должное, но на этот раз он удивил ее. — Так называла меня сестра, пока не научилась выговаривать мое имя.

"Какое же имя созвучно имени Чандос?» — подумала Кортни, радуясь тому, что хоть что-то узнала о нем. Значит, у него есть сестра?

Казалось, обращаясь не столько к ней, сколько к самому себе, он пояснил:

— Это имя я буду носить до тех пор, пока не сделаю все для того, чтобы моя сестра уснула с миром. Кортни похолодела:

— Это звучит загадочно. Но ты вряд ли что-нибудь добавишь.

Он словно очнулся и долго молча смотрел на Кортни. Наконец Чандос сказал:

— Ты не пожелала бы этого слышать.

Кортни хотела сказать ему, что он не прав и ей очень интересно знать не только это, но и вообще все о нем, но она промолчала.

Пока Чандос допивал кофе, она пошла седлать свою лошадь, понимая, что это займет у нее вдвое больше времени, чем у Чандоса.

Скатывая походную постель, Кортни спросила:

— У этой кобылы есть имя, Чандос?

Он собирался бриться и не взглянул на нее.

— Нет.

— Можно мне…

— Назови ее, как хочешь, Кошачьи Глазки.

Кортни пошла к своей лошади, обиженная его иронией. Назвать кобылу, как она хочет? Но ведь и Чандос называл Кортни, как хотел! Он знал, что ей не нравится обращение «леди», но «Кошачьи Глазки»? Вообще-то «Кошачьи Глазки» ей нравились гораздо больше, чем «леди», особенно в его устах.

Кортни вернулась к костру, чтобы убрать посуду. Время от времени она поглядывала на бреющегося Чандоса. Он стоял спиной к ней, и она ласкала взглядом его сильное тело.

Как он отлично сложен! «О Господи, Кортни, это слишком слабо сказано! Великолепное — да, именно великолепное тело! Чандос мог бы стать безупречной моделью для скульптора», — подумала она.

Собрав посуду, Кортни вздохнула. Вот она и призналась себе в очевидном и не слишком удивилась своему открытию: Чандос вызывает в ней восхищение.

— Пожалуй, даже не восхищение; а желание, — пробормотала она себе под нос, спускаясь по склону.

Кортни вспыхнула. Так ли это? Этим ли объясняется "странное чувство, охватывающее ее при взгляде на Чандоса? Это же чувство возбуждали в ней его прикосновения, а особенно поцелуи. Что она знает о желании? Матти часто рассказывала ей о своих чувствах к мужу, а потому Кортни все же кое-что знала.

"Я не могу оторваться от него», — говорила ей Матти, и Кортни поняла, что испытывала к Чандосу то же самое. Зачем отрицать, что ее непреодолимо тянет дотронуться до него, провести пальцами по его гладкой, упругой коже.

Как же ей справиться с этим? Здесь ведь ей никуда не деться от Чандоса. Но сам-то он не выказывал к ней никакого интереса. Значит, Чандос совершенно не хочет ее как женщину. Она ему даже ничуть не нравится. Да, фантазировать можно сколько угодно, но ее чувства останутся неразделенными.

Тут Кортни вспомнила вчерашний ночной поцелуй. Это был не первый поцелуй в ее жизни.

Ухажеры из Рокли целовали ее, по-хозяйски целовал Рид, но она не могла припомнить, чтобы хоть один из этих поцелуев доставил ей столько наслаждения. А что, если бы Чандос поцеловал ее по-настоящему, а не для того, чтобы закрыть ей рот? Пораженная этими мыслями. Кортни, сама того не желая, представила себе, как Чандос занимается любовью. Примитивно, грубо, как дикарь? А может, в такие моменты он становится нежен?