Госпожа президент

Петер Салхус громко, от души расхохотался.

— Но интересует ли это американцев? Хоть сколько-нибудь? — Задав сей риторический вопрос, Ингвар наклонился над столом. — На Драмменсвейен хоть чуточку интересуются, чем мы заняты? Может, ждут от нас информации? О нет. Они сами по себе шныряют вокруг, играют в Техас, меж тем как весь мир вокруг вот-вот пойдет вразнос. Я сдаюсь. Капитулирую.

Он снова запыхтел сигарой.

— Ты слывешь флегматиком, — сказал Салхус. — Считаешься самым рассудительным человеком в Уголовной полиции. По-моему, реноме не вполне заслуженное. Кстати, жена-то твоя что говорит?

— Жена? Ингер Юханна?

— А у тебя что, несколько жен?

— С какой стати она должна что-то говорить по этому поводу?

— Насколько мне известно, у нее докторская степень по криминологии и некоторый опыт работы в ФБР, — заметил Салхус, подняв руки, словно для защиты. — По-моему, при такой квалификации она вправе иметь свое мнение.

— Возможно, — сказал Ингвар, глядя на пепел, запорошивший брюки. — Только мне ее мнение, увы, неизвестно. Понятия не имею, что она думает.

— Вот оно как… — Петер Салхус придвинул чашку поближе к Ингвару. — Последние несколько суток никто из нас дома считай что не был.

— Вот оно как… — повторил Ингвар без всякого выражения и затушил сигару, не докурив, будто разрешение покурить украдкой слишком уж щедрое, чтоб быть правдой. — Так, наверно, обстоит с нами со всеми.

На часах было без двадцати одиннадцать, а Ингер Юханна все еще не дала о себе знать.

8

Ингер Юханна понятия не имела, который час. Она будто попала в другую реальность. Потрясение, каким стало вчерашнее появление Марри с измученным президентом в объятиях, сменилось ощущением, будто все, что происходило за пределами квартиры на Крусес-гате, отступило в дальнюю даль. Временами она смотрела телевизор, но за газетами на улицу не выходила.

Квартира превратилась в цитадель. Никто не выходил, никто не входил. Казалось, согласие Ханны на просьбу президента не поднимать тревогу обернулось глубоким крепостным рвом. Ингер Юханне пришлось задуматься, чтобы сообразить, утро сейчас или вечер.

— Дело, наверно, совсем в другом, — вдруг сказала она. — Вы сосредоточились не на том секрете.

Она долго молчала. Слушала разговор двух других женщин. Следила за этим разговором, порой оживленным, порой медлительно-задумчивым, и не говорила ни слова, так что и Хелен Бентли, и Ханна Вильхельмсен, кажется, забыли о ее присутствии.

Ханна вскинула брови. Хелен Бентли скептически нахмурилась, отчего глаз на ушибленной стороне закрылся.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Ханна.

— По-моему, вас занимает не тот секрет.

— Не понимаю. — Хелен Бентли откинулась назад и скрестила руки на груди, будто обиделась. — Я слышу, что вы говорите, но к чему вы клоните?

Ингер Юханна отодвинула кофейную чашку, пригладила волосы. Секунду сидела, глядя в стол, полуоткрыв рот и затаив дыхание, как бы не зная толком, с чего начать.

— Мы, люди, склонны к самокопаниям, склонны упрекать себя, — наконец сказала она и обезоруживающе улыбнулась. — Все, в той или иной степени. И, пожалуй, в особенности… женщины.

Она опять задумалась. Покачала головой, обернула вокруг пальца прядку волос. Остальные двое по-прежнему смотрели недоверчиво, но слушали. Ингер Юханна заговорила снова, тише обычного:

— Вы говорите, вас разбудил этот Джеффри, которого вы знали. Само собой, вы тогда очень устали. И, по вашим словам, сперва пришли в замешательство. В огромное замешательство. Что вовсе не удивительно. Ведь ситуация была весьма… экстраординарная. — Ингер Юханна сняла очки, обвела комнату близоруким взглядом. — Он показывает вам письмо, точного содержания которого вы не помните. Помните только, что запаниковали.

— Нет, — решительно вставила Хелен Бентли, — я помню, что…

— Погодите. — Ингер Юханна жестом остановила ее. — Пожалуйста, не перебивайте. Выслушайте меня. Фактически вы говорите именно так. Все время подчеркиваете, что запаниковали. Такое впечатление, будто вы… что-то пропускаете. Вам словно бы… ужасно стыдно, что вы не сумели справиться с ситуацией, а потому вы совершенно не в состоянии реконструировать случившееся. — Она могла бы поклясться, что лицо президента залилось легким румянцем. — Хелен… — Ингер Юханна протянула руку.