Буря страсти

Сердце ее заколотилось. Может ли быть, что это Лукас Холт?

— Вы не?..

— Лукас Холт. — Его усмешка стала еще шире, заблестели ровные белые зубы. — Мне нет необходимости спрашивать, кто вы, мисс Хэммонд.

Даже в самых невероятных мечтах Шерис не могла бы представить себе Лукаса Холта таким — грубовато-мужественным, мощным и… Она почувствовала в нем высокомерие. О Боже, до чего он похож на ее отца! Шерис тотчас же решила, что не может рассказать ему правду ни в коем случае.

Она попыталась разглядеть что-то, кроме его силы, пугавшей ее. По крайней мере он молод — лет двадцать пять или двадцать шесть. И его нельзя назвать безобразным.

Некоторые женщины, возможно, даже сочтут его весьма привлекательным, но она привыкла к безупречно опрятным, утонченным мужчинам. На нем не было даже сюртука! Рубашка наполовину расстегнута, и пахло от него лошадьми и кожей. У него даже висел револьвер на бедре! Может, он дикарь?

Выбрит он был чисто, но это еще больше привлекало внимание к его бронзовой коже и длинным непокорным черным волосам. Глаза у него были необычные. Их цвет напоминал ее ожерелье из перидота: желтовато-зеленые камни — прозрачные и сверкающие. Темная кожа, казалось, еще больше подчеркивала блеск его глаз.

Лукас позволил девушке рассмотреть себя. Это была она, та самая, которая понравилась ему на фотографии. Она немного пропылилась, но это только придало ей более земной вид. Все равно, черт побери, она здорово выглядела! Казалось, мечта осуществилась: ему захотелось, чтобы она приехала, и вот она здесь.

— Пожалуй, пора взять ваши вещи, мэм. Шерис наблюдала, как он направился к багажному отсеку дилижанса и легко подхватил дорожный сундук и чемодан, которые спустил возница. Холт усмехался. Почему он казался таким довольным? Она выглядела как пугало. Он должен был прийти в ужас.

Он вернулся с сундуком на плече и чемоданом под мышкой.

— Там коляска.

Она огляделась и увидела отель.

— Но я думала… Я намеревалась… Лукас посмотрел в том же направлении.

— Что вы останетесь в городе? Нет, мэм, вы будете жить на ранчо, вместе со мной. Но не беспокойтесь о своей репутации. Мы будем там не одни.

Она поняла, что было бы нелепо надеяться, что он оплатит ее комнату и пансион, когда у него, наверное, огромный дом и армия слуг. Она последовала за ним к коляске и подождала, пока он погрузит багаж.

— Вам что-нибудь нужно в городе? — спросил Лукас.

Шерис застенчиво улыбнулась.

— Единственное, что мне нужно, мистер Холт, это как следует искупаться. Мне ни разу не удалось как следует помыться с тех пор, как я покинула Нью-Йорк. Но, думаю, с этим можно подождать до приезда на ранчо.

— Вы не останавливались по дороге в меблированных комнатах?

Шерис вспыхнула, но, может, будет лучше, если он сразу узнает правду.

— У меня было мало денег. Я потратила все, что имела, на еду.

— Но питание было включено в стоимость билетов!

Шерис открыла рот от изумления:

— Что?

— Все было организовано, но, похоже, деньги потрачены впустую. — Он задумчиво оглядел ее. — Значит, у вас совсем нет денег?

Шерис страшно на себя рассердилась. Почему она не посмотрела на билеты повнимательнее? Отчего кондуктор ничего не сказал? Почему Лукас Холт не написал об этом? Гнев заставил ее голос зазвучать дерзко:

— Вас это огорчает? Надеюсь, вы не ожидали приданого?

— Нет, мэм, — усмехнулся он. Хорошо, значит, она попадает от него в полную зависимость. У нее нет денег, и она не сможет уехать, даже если захочет. — Но я вообще ждал не вас.

— Не понимаю, — нахмурилась Шерис.

Лукас достал из кармана фотографию и протянул ей:

— В вашем письме говорится, что вы слева.

Она опешила. Значит, Стефани солгала. Значит, он ждал Стефани, а получил ее.

— Я… мне следовало быть поточнее. Видите ли, я иногда путаю правое и левое. Извините, мистер Холт. Вы, должно быть, ужасно разочарованы.

— Мэм, если бы я был ужасно разочарован, как вы выразились, то посадил бы вас обратно в дилижанс. Между прочим, как вас зовут?

Улыбка его была очаровательной, голос глубоким и звучным. Она знала, что будет волноваться во время первой встречи, но не предполагала, что настолько сильно.

— Шерис, — ответила она.

— Звучит на французский манер.

— Моя мать была француженкой.

— Что ж, может, покончим с формальностями? Меня обычно называют Люком.

Тотчас же его кто-то окликнул: