Будь моей

Василий не собирался этого говорить и сам удивился, как у него вырвались эти слова. И так как Алин, казалось, была смущена этим признанием больше чем он сам, до самого дворца они молчали.

Правда, путь был недолгим: резиденция короля находилась всего в нескольких кварталах.

. Александре приходилось бывать на приемах в царских апартаментах в Санкт-Петербурге, но она оказалась неподготовленной к кардинской роскоши.

Трехэтажный дворец занимал целую площадь, и на одних только статуях и рамах картин, было больше золотой чеканки, чем Александра могла вообразить. Мраморный пол, украшенные бархатными и шелковыми портьерами окна, огромные многоярусные светильники из чистого хрусталя — во всем чувствовалась спокойная элегантность и отменный вкус, вопреки русской тяге к кричащей роскоши и великолепию.

Все было бы не так уж скверно, если бы бесконечные переходы и коридоры оказались пустыми, но куда там!

Кроме слуг в ливреях, стоящих у каждой двери, повсюду толпились бесчисленные придворные: они входили и выходили, собирались группами и болтали, все разряженные в пух и перья, все в самых изысканных туалетах; И, как казалось Александре, каждый провожал ее глазами с жадным любопытством или неприкрытым презрением.

Но и это было бы еще ничего, если бы дамы с такой радостью не приветствовали Василия. А многие из них вели себя с той недопустимой фамильярностью, которая свидетельствовала об их весьма близких отношениях в прошлом. Поначалу Александра еще кое-как сдерживалась, потому что граф быстро избавлялся от своих поклонниц, говоря, что они спешат к королеве, но когда очередная дама сделала явную попытку задержать Василия, Александра вклинилась между ними со словами:

— Он скоро женится, мадам; Не могу запретить вам разговаривать, но советую отныне держать руки подальше от графа, какими бы достойными ни были ваши намерения.

Дама застыла в изумлении, Василий потащил Александру прочь, прежде чем она успела закончить свою тираду.

— А я-то думал, ты будешь вести себя прилично, — сказал он.

— Пусть сначала они научатся делать то же самое.

— Теперь, наверное, ты скажешь, что трогать меня имеешь право только ты.

— Я вижу, мы понимаем друг друга. «В таком случае, когда же ты этим займешься?» — подумал Василий, а вслух пожаловался:

— Ты слишком торопишь события, Алин.

— Я тебя предупредила. Петровский.

— Я тебя тоже, — напомнил он и с удовольствием отметил, что Александра предпочла промолчать, хотя у нее наверняка был наготове ответ.

— Кроме того, — добавил он, — тебе придется иметь дело с моей матерью, когда, она об этом услышит. А я могу тебе обещать, что ей это станет известно. Вряд ли, она сочтет ревность уважительной причиной для скандала.

— Ты прекрасно знаешь, что ревность тут совершенно ни при чем, — сердито возразила Александра.

— Конечно, но никто этому не поверит, любовь моя, а моя мать — тем более. Она, видишь ли, принадлежит к другому поколению, которое полагает, что жена не должна замечать небольших грешков мужа, а ревность считает проявлением высшей глупости.

— Я не ревную!

— Полагаю, тебя слышит большинство окружающих, но все-таки никто этому не поверит.

— Так кто же торопит события? — проворчала она, стиснув зубы.

Василий хмыкнул, с удивлением осознав, что Александра явно наслаждается их словесной баталией, вероятно, потому, что они впервые вышли в свет вместе.

— Я советую тебе быть посдержаннее, Алин. Сейчас ты встретишься с королевой.

— Благодарю за совет. Вероятно, все кончится тем, что я нанесу ей оскорбление, — ответила она.

— Мне неприятно это говорить, но твоя одежда уже сама по себе — оскорбление.

— Черт бы тебя побрал, Петровский!

— Шш. Мы уже пришли.

Судя по всему, графу не требовалось, чтобы о нем докладывали, потому что он открыл дверь и вошел прямо в покои, а стражник только молча кивнул ему. И так как Василий по-прежнему крепко держал Александру за руку, у той не было возможности поотстать, чтобы слегка успокоиться.

В комнате — кстати, не такой большой, как можно было бы ожидать, — Александра увидела трех женщин, одетых в скромные дневные туалеты — правда, высшего качества. Две из них, как предстояло узнать Александре, являлись любимыми фрейлинами королевы, и обе были замужем и любили своих мужей так же сильно, как королева своего Штефана, и Александра, догадавшись, что здесь битвы неуместны, начала успокаиваться.