Дьявол, который ее укротил

Но сейчас мегера превратилась в ангела. И он ни за что не заснет, когда это мягкое теплое тело находится всего в нескольких дюймах от него. Его ласки когда-то укротили ее гнев… или это тоже было ложью, еще одной частью ее плана обмануть Рейфа, заставить поверить в то, что ему удалось ее изменить? Есть только один способ выяснить правду…

Глава 49

Офелия почти мгновенно поняла, почему ей вдруг стало так хорошо. Еще секунда ушла на то, чтобы решить, она не станет вставать Рейфу поперек дороги, которую тот, похоже, твердо вознамерился проложить. Не настолько она глупа и не собирается отказываться от утонченного наслаждения только из-за того, что разожженный им гнев никак не уляжется.

Она инстинктивно понимала, что даже взаимная страсть не уймет этого гнева. Конечно, на мгновение она забудет обо всех распрях, но и только. Потому что она чувствовала себя преданной, может, не в обычном смысле, но ощущения были именно такими. Разбитое сердце. У нее все симптомы этой болезни, что более-менее отвечало на вопрос, которого Офелия всячески избегала. Она влюблена в этого человека. И поэтому все постельные утехи не помогут излечить разбитое сердце. Но все же приятно думать, что он по-прежнему не может устоять перед ней.

Полотняная сорочка, которую она, укрываясь одеялом, обычно поднимала до колен, не могла служить для него препятствием и сейчас собралась складками на талии. Он гладил внутреннюю сторону ее бедер. Его палец уже проник в нее достаточно глубоко, чтобы натянутые нервы запели струнами арфы. Ворот рубашки, застегнутый на все пуговицы, когда Офелия засыпала, сейчас был распахнут, давая ему полный доступ к ее грудям. Он лениво посасывал ее сосок, вбирая его в рот нежно, но настойчиво.

Офелия не сопротивлялась жаркой чувственности, которую он пробуждал в ней. Скорее, напротив, купалась в ощущениях, стараясь дышать равномерно и не слишком громко вздыхать от удовольствия. И не притворялась, что по-прежнему спит. Просто не хотела говорить с мужем, осыпать сердитыми вопросами, которые непременно должна была задать… или отвлекать от того, что он с ней делал.

И она наблюдала за ним. Видеть, как он безмерно наслаждается, забавляясь с ее грудью, уже было счастьем. И приятно кружило голову. Офелия нежно взъерошила ему волосы, но тут же замерла, поняв, что наделала. Она хотела вести себя как можно спокойнее, а вместо этого…

Он резко поднял голову. Их глаза встретились.

«Ни слова. Ни единого слова», – казалось, предупреждал его взгляд.

Он прав. Если она заговорит, с губ не сорвется ничего, кроме оскорблений. Если заговорит он, чувственный транс, в который она погрузилась, будет нарушен.

Рейф приподнялся на локте, продолжая смотреть на жену. Казалось, прошла целая вечность. Казалось также, что он спрашивает себя, стоит ли что-то сказать.

Больше Офелия не смогла молчать:

– Ты намеренно и всячески избегал моей постели. Почему вдруг здесь и сейчас?

– Эта постель моя, – мягко ответил он. – Как и лежащая в ней женщина. Нам нужно о многом поговорить, но сейчас не время.

И не успела она ответить, как он поцеловал ее. О Господи, что это был за поцелуй: страстный, сладостный, предназначенный для того, чтобы переубедить ее, если у нее еще остались сомнения. Если она вдруг не захочет отдаться ему.

Но сомнений у нее не было. Ни единого. Одного поцелуя было бы достаточно, чтобы поколебать Офелию. Но услышав, как он называет ее своей женщиной, она словно растаяла. И больше не понадобилось никаких убеждений. Она смело втянула его язык себе в рот, коснулась своим, чтобы полнее ощутить его вкус. Обняла мужа и прижала к себе, словно стараясь удержать его… навечно.

И тут вдруг поняла… его палец по-прежнему был в ней. Только проникал все глубже, то входя, то выходя из нее, меняя темп: мучительно медленно, потом несколько быстрых выпадов и снова замедление. Костяшки пальцев, а возможно, и подушечка большого пальца, терлись о маленький чувствительный бутон, скрытый в складках ее лона. Офелия охнула и выгнулась всем телом. Он продолжал ласкать ее снова и снова, и она извивалась на простынях, задыхаясь от наслаждения. А он продолжал целовать ее все жарче.

До сих пор в комнате было не слишком тепло, поскольку огонь в камине почти угас. Но теперь ей казалось, что здесь стоит тропическая жара. Ткань ночной сорочки раздражала кожу в тех немногих местах, где все еще касалась тела. Мало того, ее тело казалось чрезмерно чувствительным к легчайшему прикосновению.