Покоренная сила

– Господин старшина!!!

Юлька суетливо выдернула руку, Мишка торопливо выпрямился. От лаза в тыне бежал и драл на ходу глотку «курсант» Иоанн.

– Господин старшина! Ладьи подходят! Господин сотник велел тебя найти.

«Нет, блин, я сегодня точно кого-нибудь убью! В кои-то веки выходной себе устроил. Видел или не видел? Тьфу, что я, как пацан, в самом деле. Подумаешь, с девчонкой сижу».

– Господин старшина!..

– Чего орешь? Велено было найти? Нашел. Теперь дуй обратно. Команда «Младшей страже»: по коням, в доспехе, Дмитрий – старший. Десятникам Петру и Василию доспех не надевать, подойти к моей матушке, она скажет, что делать. Господину сотнику передай, что сейчас буду. Ступай!

– Слушаюсь, господин старшина!

– Минь, что за ладьи? Варяги?

– Нет, Юленька, дядька мой Никифор товары привез и учеников для воинской школы.

– А доспехи зачем тогда?

– Надо. Приходи к речным воротам, увидишь.

ГЛАВА 4

Мать обрядила Мишку в подарок Лавра и Татьяны – синюю шелковую рубаху, расшитую серебром. На воинский пояс вместо меча велела подвесить дивной красоты кинжал с украшенными серебром и бирюзой ножнами и рукоятью. На голове у Мишки красовалась синяя, в тон рубахе, шапка, отороченная волчьим мехом. На ногах – синие сафьяновые сапожки, расшитые серебряной нитью. Сбруя коня тоже была украшена серебряными бляхами. Боярин, да и только! Петька и Роська тоже оказались обряженными почти так же богато.

Дмитрий выстроил десяток ратников «Младшей стражи» в колонну по два, сам занял место во главе, позади Мишки и его «ближников». Такой кавалькадой и выехали шагом из главных ворот, сразу же повернув налево, в объезд Ратного.

Мишка подозвал к себе Дмитрия и на ходу принялся инструктировать:

– Мы втроем остановимся возле Никифора, а ты высматривай приезжих учеников, сразу сгоняй их в одно место и выстраивай в ряд. Пусть стоят и ждут, когда я подъеду. Всякие котомки да короба с пожитками вели свалить в сторонке. Если кто начнет кочевряжиться, не стесняйся – дай в лоб, чтоб служба медом не казалась. Когда я подъеду, доложишь, что отроки воинской школы построены для смотра. Кнут у тебя с собой?

– С собой. – Митька похлопал ладонью по ременным кольцам, притороченным у передней луки седла.

– Если понадобится, хлестнешь одного-другого, только в меру, не перестарайся.

Мишка инструктировал своего старшего десятника, а сам все время косил глазом направо, в сторону домика лекарки, но Юльки не было видно. То ли ушла в дом, то ли уже отправилась к речным воротам. Мишка разочарованно вздохнул и тут же мысленно сам себя одернул:

«Стыдитесь, сэр, что вы, право, как подросток, в самом деле? Перед девчонкой покрасоваться захотелось? А результата, обратного задуманному, не опасаетесь? Вы-то как елочная игрушка сверкаете, а ей, вполне может быть, и приодеться по такому случаю не во что. Настена отнюдь не бедна, но дочку в этом смысле не балует – в воспитательных целях или просто скуповата. Что Юлька почувствует, глядя на ваш парадный выезд? Вот так-то!»

Кавалькада приблизилась к углу тына, из-за которого должен был открыться берег возле речных ворот, пора было переходить на рысь. Мишка отдал команду, но выделенный ему дедом для такого случая жеребец – серый в яблоках красавец – вдруг заупрямился, начал задирать голову и пошел боком. Рыжуха себе подобного поведения никогда не позволила бы, но Мишкина любимица еще не оправилась от ран, да и экстерьер у нее был неказист – не для парадных выездов.

Мишка ожег жеребца плетью, что есть силы подобрал повод, но своенравная скотина, видимо уловив разницу между твердой рукой взрослого ратника и слабостью подростка, взбрыкнула и понеслась галопом. Проклиная деда за подставу с незнакомым конем, Мишка совсем было собрался треснуть жеребца рукоятью плети между ушей, но кавалькада уже повернула за угол и понеслась прямо на собравшихся на берегу людей. Тут уж ничего не оставалось делать, пришлось рвать повод обеими руками, отчего жеребец поднялся на дыбы и замолотил в воздухе передними ногами. Чуть не соскользнув с седла, Мишка все-таки врезал серому в яблоках красавцу по голове, отчего тот сразу присмирел и, опустившись на передние ноги, замер на месте.

Чувствуя на себе взгляды всех собравшихся на берегу, Мишка соскочил на землю, бросил поводья Спиридону, в почтительной позе дожидавшемуся, когда хозяин соизволит обратить на него внимание, и поклонился Никифору: