Покоренная сила

Но на что же они сами рассчитывают? Про два десятка во главе с Митькой они не знают. Точного количества девок с самострелами – тоже, да и не принимают их наверняка всерьез. Для них серьезные бойцы только дед, Лавр, Немой и Алексей – четверо. Ну, может быть, меня с братьями несколько опасаются. Двумя десятками, даже двенадцатью-пятнадцатью бойцами можно легко управиться. К тому же они думают, что застанут нас врасплох – спящими.

Да! Еще же есть часовой на колокольне! Сегодня дежурят люди Егора. Значит, без него все-таки не обойдется. А вчера был дежурным десяток Анисима. Может быть, дело в этом, а не в яркой луне? Формально, часовой должен объявлять тревогу при внешней опасности или при стихийном бедствии, вроде пожара, а если кто-то шляется по ночам, даже и с оружием, часовому до этого дела нет. Впрочем, если драка затянется, ему все равно придется поднять шум. Значит, рассчитывают сделать все быстро и тихо.

Только бы пришли, только бы открыто показали себя. Сколько можно по ночам не спать, ждать нападения? Да и унизительно, в конце концов! У себя дома таиться, «аки тать в нощи», ждать ножа в спину, не знать, кому можно верить, кому нет!»

Полночь уже миновала, облака время от времени прикрывают луну, и наступает полная темнота. В селе ни огонька, но полной тишины нет – возится в загонах скотина, иногда взлаивают со сна собаки… Бряк! Кто-то из ребят слегка стукает о дранку ложем самострела. Звук совсем не громкий, но Мишка от неожиданности вздрогнул, а старший десятник Дмитрий зашипел, как очковая змея:

– А ну! Кого там за тайное место потрогать?

В ответ – ни звука. Провинившийся затаился.

«Вот так, сэр Майкл. На ваших глазах начинает формироваться специфический сленг „Младшей стражи“. Илья измыслил, Роська нашел применение…»

* * *

Было это еще в апреле. В один прекрасный день Мишка объявил новообращенным «курсантам», что сегодня они впервые в жизни отправятся к отцу Михаилу на исповедь. Приказал почиститься, причесаться и вообще привести себя в порядок. Мыслями велел обратиться к Божественному и припомнить все накопившиеся грехи.

Ребята перед предстоящим мероприятием заметно нервничали, и Мишка решил, что надо их как-то приободрить, но тут его что-то отвлекло, а когда он все-таки собрался реализовать свое благое намерение, то оказалось, что этим уже занимается обозник Илья.

– …Вот так и получилось, ребятушки, – услышал Мишка, подойдя к сгрудившимся возле Ильи «курсантам», – что первый раз попал я на исповедь только в тринадцать лет. Тетка меня по дороге все стращала: «Не дай бог, осерчает святой отец, да не отпустит тебе прегрешения! Ты, Плюша, не мямли, отвечай громко, внятно, да не ори что попало – думай, о чем говоришь!» Помолчит, помолчит, а потом опять: «Смотри, Илюша, осерчает батюшка да не отпустит грехи!»

И так она меня этими своими причитаниями накрутила, что я в церковь уже ни жив ни мертв со страху вошел. А поп у нас тогда еще другой был – не тот, что сейчас. Как звали, не упомню уже, больно имечко у него закрученное было, но строгий был… не приведи господь!

Поп меня для начала, конечно, спрашивает: «Как звать?» – а я-то помню, что тетка мне громко отвечать велела. Как гаркнул: «Илья!!!» – поп аж отшатнулся! «Что ж ты орешь-то так? Труба иерихонская, прости господи!» – говорит. Тут-то меня первый раз задумчивость и охватила. Печные трубы знаю, трубы, в которые дудят, тоже знаю, слыхал, что еще какие-то водяные трубы бывают, а вот иерихонские… – Илья в деланом изумлении пожал плечами и повертел головой. – Хоть убей…

Ну а поп дальше меня спрашивает, как положено: «Не поминал ли имя Божье всуе, почитал ли родителей?» Мне бы сказать: «Грешен, отче», а я все про трубы размышляю. Потом спохватился, прислушался, о чем речь идет, а поп как раз и спрашивает: «Не желал ли осла ближнего своего?» Тут меня и во второй раз в задумчивость ввергло! Слыхал я, что есть на свете такая скотина – осел. Вроде бы побольше собаки, но поменьше лошади. Но не видел же никогда! Как же я его пожелать могу? Поп опять там чего-то бормочет, а я все про осла размышляю.

Ну и надоело ему, видать, это дело. По роже-то видно, что я не святой, а каяться ни в чем не желаю! Вот он меня и спрашивает: «Отрок, слышишь ли ты меня?» Я отвечаю: «Слышу» отче». – «А если слышишь, то ответствуй мне, отрок: а не трогал ли ты девок за тайные места?»

Тут у меня уж и вообще ум за разум зашел, подхватился я, да как вдарился бечь из церкви на улицу! А сам реву в три ручья! Тетка увидала меня, снова запричитала: «Неужто осерчал на тебя батюшка?» – «Осеча-а-ал!» – «Господи, Царица Небесная, да за что же?» – «За то, что осла за тайные места трога-а-ал!» – «Какого осла?» – «Ери-хонскава-а-а!»