Покоренная сила

* * *

Едва въехав в ворота воеводского подворья, Мишка понял, что возглавляемая дедом экспедиция по поимке «диверсантов» возвратилась домой – под навесом топталось полтора десятка коней, а с той стороны, где располагалась баня, доносился гвалт мальчишеских голосов. Голоса были веселыми, из чего Мишка заключил, что экспедиция закончилась удачно или, по крайней мере, обошлась без потерь в личном составе. Соскочив с телеги, он небрежно бросил вожжи Листвяне и отправился в дедову горницу, расположенную на третьем этаже нового здания. Дед выполнил обещание и перебрался жить на самую верхотуру, хотя ему и нелегко было на протезе вышагивать по лестницам вверх-вниз.

В горнице, распаренные и благодушные, сидели в одних рубахах, потягивая пивко, дед и Лавр, видимо как раз вернувшийся с Выселок. Дед расслабленно оперся спиной о стену и слегка покачивал культей, торчавшей из-под полы рубахи, а Лавр что-то неспешно ему объяснял, время от времени прихлебывая пиво из ковша.

– А-а, Михайла! – Дед расправил мокрые от пива усы и изобразил на лице строгость. – Тебя где носит?

– Ездил с Листвяной место под новые огороды смотреть. Здравствуй, деда, здравствуй, дядя Лавр.

Лавр кивнул в ответ на Мишкино приветствие, а дед дурашливо изумился:

– А я-то все думаю: куда ключница подевалась? Ну и как съездили?

– Хорошо съездили, деда, место удачное. А ты как съездил?

– Кхе…

Дед потянулся к копченому лещу, но сидя, откинувшись назад, до блюда с рыбой было не достать. Сесть прямо дед, видимо, поленился и зашевелил пальцами над столом, выбирая другую закуску.

«Кресло ему сделать, что ли? Все-таки граф. Вот посевная кончится, озадачу плотников».

Лавр, заметив отцовское затруднение, подвинул блюдо с рыбой на край стола. Дед, удовлетворенно хмыкнув, ухватил рыбину.

– Как съездил, спрашиваешь? – Дед указал рыбиной на кучу каких-то вещей, сваленных на лавке. – А вот сам посмотри.

На лавке лежали заплечные мешки, скомканные маскхалаты, оружейные пояса, еще какая-то мелочь… И посреди всего этого развала красовался Мишкин самострел.

«Значит, догнали! Замечательно! А сейчас, похоже, будет то самое, что обещала мать, – клизма за утерю оружия. Ну что ж, служба есть служба, никуда не денешься».

Мишка встал по стойке «смирно», сделал военно-тупое выражение лица и гаркнул по-строевому:

– Виноват, господин сотник!

– Кхе? – Почему-то это «Кхе» прозвучало удивленно. – Что виноват, это ты верно говоришь… – Дед задумчиво почесал рыбьей мордой кончик носа и уставился в глаза лещу, словно неожиданно встретил на улице старого знакомого. – А в чем виноват-то? А?

– В потере оружия и оставлении его в руках врага! Готов понести заслуженное наказание, господин сотник! – Мишка аж сам умилился армейскому изяществу формулировки собственной вины и покаяния.

– Кхе! – Деду Мишкино выступление тоже понравилось. – Готов, значит… Это хорошо, что готов. А кто ж тебя овиноватил-то?

– Э-э… – Мишка слегка растерялся и сбился с настроя. – Матушка сказывала, что раньше за потерю оружия ратников казнили или изгоняли…

Трах! Дед от души треснул копченым лещом по столешнице.

– Слыхал, Лавруха? Стоит бабу к воинским делам хоть чуть-чуть подпустить, так она уже и воеводой себя воображает! Один против пятерых в засаду попал, троих уложил, сам ушел, своих упредил, след беглых указал, так еще и виноватый с ног до головы! Нет, ты слыхал, Лавруха?

– Так баба же, – философски пожал плечами Лавр.

– И этому голову задурила! – продолжал кипятиться Дед. – Наказание он готов понести! А, Лавруха?

– Так дите ж еще, – продолжил Лавр в том же тоне.

– Во-во! Войско, едрена-матрена: бабы да дети. Повоюй с такими…

– Что, деда, мои ребята в походе негодными оказались?

– А? Ребята? Нет, ничего, ребята у тебя хорошие. – Дед принялся чистить леща. – Особенно Митька – прямо как будто родился в седле… Учить их, конечно, еще и учить… Но так – ничего, справились.

– Батюшка, – прервал деда Лавр, – пусть посмотрит-то.

– Ага! – Дед, словно вспомнив о чем-то, снова ткнул копченым лещом в сторону сваленных на лавке вещей. – Михайла, глянь-ка, ничего интересного там не видишь?

Мишка подошел к лавке и поворошил неопрятную груду, все было каким-то заскорузлым, словно намоченным в грязной воде, а потом так и высохшим. Мешки, маскхалаты, оружие, моток веревки, кожаная сумка, сапоги… Что-то зацепило сознание, Мишка вновь зашарил глазами по вещам и вздрогнул от неожиданности – на лавке лежал кожаный тубус! Внутри оказался свернутый в трубку лист пергамента. Замирая от какого-то невнятного предчувствия, Мишка развернул пергаментный лист и впился глазами в изображение.