41  

Питер поднял трубку, подавленный справедливостью слов Кассандры. На душе у него было скверно.

– Говорите.

– Питер Скаттергуд?

– Да.

– Я Джеральд Тернер, помощник мэра. У вас сейчас найдется минута для разговора с ним?

– Да, конечно.

Последовала пауза, которой он воспользовался, чтобы прочистить горло; снизу доносились звуки, сопровождающие приготовление завтрака. По его подмышкам заструился пот. Он мельком видел мэра в Ратуше, слышал несколько его выступлений, многократно наблюдал его по телевизору. Сменивший на этом посту Уилсона Гуда, мэр, в прошлом член Городского совета, был отличным оратором. Лишь недавно вступив в должность, он тем не менее излучал уверенность и силу. В то время, как Гуд оставил после себя лишь список исполненных благих намерений и неуклюжих начинаний, худшим из которых была трагическая история под названием «снос», когда целый городской квартал был сожжен дотла полицейскими, новый мэр обладал известной привлекательностью – строго следуя своему расписанию деловых встреч, он вечно сновал туда-сюда в лимузине с затемненными стеклами, спеша то на бизнес-совещание в одном из только что отстроенных отелей, то на открытие отреставрированной школы, то в приют для бездомных. Как он говорил, целью его было сплотить город. У него есть идеалы, признавался он, промокая платком пот на лбу, и один из них – это идеал семейной жизни, который и поможет обществу излечиться. Каждое воскресенье мэр с женой и четырьмя детьми – все они были уже старшеклассниками или студентами – вместе, дружно отправлялись в церковь. Он клялся работать с каждым и на всех фронтах – с полицией, в Городском совете, с предпринимателями, в Совете школьного образования. Хотя страстные речи его еще не успели привести к заметным переменам, но не вызывало сомнений, что новый мэр – человек дела, как и то, что он питает слабость к импровизированным пресс-конференциям возле мэрии, где он, одетый в строгий, сшитый на заказ дорогой костюм, обращается к репортерам пофамильно, чем, несомненно, чрезвычайно располагает их в свою пользу, что при этом он не боится телевизионных камер и жужжащих звукозаписывающих устройств. Появлялся он всегда в плотном кольце секундантов, выглядевших по большей части так, словно их лишь накануне подобрали на углу Пятьдесят второй и Маркет-стрит и обрядили в новые костюмы. Вид их придавал прибытию мэра на то или иное общественное мероприятие оттенок сенсации, подобной той, какую вызывает выход на ринг чемпиона-тяжеловеса, да мэр и сложением своим походил на тяжеловеса – плотного Джо Фрейзера, другую филадельфийскую знаменитость.

Неудивительно, что Хоскинс недолюбливал мера – ведь он был из тех, кто не мог спокойно смотреть на то, какой политической властью обладали теперь в городе чернокожие. Хотя в основном бизнесмены и предприниматели в Филадельфии были белыми, городское управление находилось в руках чернокожих. Однако политическая коррупция, не зная расовых разграничений, разумеется, процветала повсюду, пронизывая все местное самоуправление, как пронизывали трубы парового отопления здание Ратуши, и обнаруживалась она там, где вы меньше всего этого ожидали. Но уставший от череды предательств электорат, отлично понимая, что город не может без конца платить бедным, подозревал администрацию в беззастенчивом воровстве из общественного корыта. Он в этом смысле мог обещать перемену к лучшему. Он с легкостью прошел первичные выборы среди кандидатов своей партии и затем точным ударом нокаутировал кандидата от республиканцев, менеджера, оказавшегося богачом и объявившего себя католиком, что, по идее, должно было перетянуть к нему голоса итальянских и ирландских избирателей, голосующих за демократов, но чья принадлежность к среднему классу отвратила от него этот потенциальный электорат. Хоскинс был связан с проигравшим кандидатом через окружного прокурора. Но, как это знал Питер, на вершине власти главенствуют отношения неофициальные, поверх барьеров расовых или политических. Хоскинс будет вести игру по всем правилам, хотя бы для собственной выгоды.

– Алло? – произнес знакомый голос.

– Господин мэр? Я ужасно сожалею о вашем племяннике, сэр.

– Да, хм…, мистер Скаттергуд. Благодарю вас за сочувствие. Это трагедия, трагедия для семьи. Его мать, моя сестра Лорен находятся в шоке.

– Нам часто приходится наблюдать это, господин мэр, и видеть, как подобные трагедии сокрушительно действуют на членов семьи, хороших и порядочных людей. – Кажется, он заболтался. Подумал немного и остановился.

  41  
×
×