45  

Ни слова не говоря, Миша пошел за Наташей, но букета он ей в тот день не преподнес.

Потом Аня укатила на Сахалин и появилась в Москве только в этом марте. Естественно, сразу позвонила Соне. Та радостно затарахтела о кавалерах, подарках… Анюта сообщила ей о «сувенире», банке красной икры, и соединилась с Натальей Константиновной, ей она тоже привезла деликатес.

Бывшая начальница долго не снимала трубку, потом просипела:

– Алло.

– Это я, Аня, – сказала Веревкина, – вот хочу…

– Сволочь, сука, дрянь! – завизжала всегда корректная Наталья.

Анюта страшно перепугалась. Неужели у директрисы помутился рассудок?! Но еще один звонок Соне развеял эти домыслы.

– Ты ей под горячую руку попала, – хихикала Соня, – она развелась сегодня с Мишкой, небось напилась…

– Погоди, – пробормотала Аня, – ты в этом не замешана?

Репнина фыркнула.

– Мужик сам решил от нее уйти, кончилась любовь, не я, так другая бы появилась. В чем я виновата, если успехом пользуюсь?

Анечка страшно разволновалась. Получалось, что, приведя в салон Соню, она сделала жуткую гадость Наташе. Поколебавшись некоторое время, девушка прихватила икру и поехала к бывшей начальнице домой.

На двери болталась записка. «Дверь не ломайте, открыта». Удивленная Анюта вошла в квартиру и обомлела. Почти у самого входа, на крюк, с которого была снята красивая хрустальная люстра, прилаживала веревку с петлей Наташа. Увидев Аню, хозяйка сначала расхохоталась, потом зарыдала, затем, отшвырнув кусок каната, заорала:

– Зачем пришла?

– Вот, икру привезла, – в растерянности протянула ей банку Аня.

Наталья схватила подарок и швырнула об стенку. Раздался сочный звон, по обоям побежали красные икринки, осколки брызнули в разные стороны. Было даже красиво: дождь из красных капель покрыл стену. Наташа упала на ковер и зарыдала. Изредка сквозь плач слышались слова:

– Сволочь, сволочь, сволочь.

Глава 13

Испуганная Аня забегала по квартире, пытаясь одновременно напоить Наташу коньяком, валокордином и чаем. Наконец истерика стихла. Вытерев лицо подолом платья, директриса внезапно сказала:

– Извини, ты тут совершенно ни при чем, с катушек я съехала, первый раз такое, ведь собралась с собой покончить, вон смотри.

И она показала на журнальный столик, где белела записка. Анечка схватила ее. «В моей смерти прошу никого не винить!»

– Но как же, зачем, – залепетала Веревкина, – нельзя так, все наладится, утрясется…

Наташа тяжело вздохнула и, глядя на блестящие кучки красной икры, расшвырянные по холлу, совершенно спокойно сказала:

– Нет, ничего уже не изменить и не поправить, поезд ушел. Впрочем, хорошо, что ты пришла, мне надо выговориться, а смерть – это навсегда. Так что спасибо.

– Это я виновата, – прошептала Аня.

– Да нет, – отмахнулась Наташа, – так фишка легла, бывает. Пошли на кухню.

За чашкой темного, почти черного чая бывшая начальница рассказала Анюте то, что произошло за время ее отсутствия. Любимый и любящий муж Михаил словно с цепи сорвался. Сначала сказал, будто отправился в командировку, но Наташа вмиг узнала, что он живет у Сони. Вне себя от гнева Наталья велела Репниной убираться. Софья только пожала плечами и спокойно доработала день. Вечером Наталье Константиновне позвонил пока еще законный супруг и прошипел в трубку:

– Имей в виду, если с головы Сони упадет хоть один волос, тебе не жить. Только попробуй турнуть ее из салона, мигом сама окажешься на улице, если не на кладбище.

Наташа струхнула. Муженек водил дружбу с криминальными авторитетами, массово подавшимися в бизнес, а убрать женщину ее положения в Москве очень просто и дешево. Можно подыскать киллера за тысячу долларов. Потому Наталья Константиновна на следующее утро сказала нагло улыбающейся Соньке:

– Ступай в подвал, там надо расфасовать землю.

Обычно такую грязную работу выполняли две уборщицы, но в груди Натальи кипела злоба, и раз уж она была вынуждена терпеть возле себя нахалку, то пусть та хоть чаевых лишится от добрых клиентов, посидит на голом окладе.

Но Сонечка не стала спорить.

– Хорошо, – преспокойно заявила она и ушла вниз. Наташа только подивилась бесконфликтности счастливой соперницы. Впрочем, уже через час причина столь покорного поведения выяснилась. В «Лилию» ворвался Михаил.

– Где Софья? – грозно поинтересовался он.

Директриса перепугалась, но решила вида не подавать.

  45  
×
×