Хождение под мухой

Похороны Егора были организованы по высшему разряду. Клиника не пожалела денег. Роскошный полированный, правда, закрытый, гроб из красного дерева, море венков, цветов, много хорошо одетых людей, приехавших к кладбищу на новехоньких иномарках. У Егора не было семьи, поэтому на гроб не кидались плачущие женщины. Нет, все было более чем пристойно, присутствующие стояли с приличествующим моменту выражением на лице. Но это было хорошее воспитание, а не проявление искренней скорби.

Прибыли музыканты, заиграл похоронный марш. Гроб на каталке повезли к могиле. Меня это немного удивило. Обычно, домовину несут до последнего приюта ближайшие друзья покойного. В толпе виднелось много относительно молодых мужчин, но никто не спешил подхватывать гроб на плечо. Звучали траурные речи. Я шарила глазами по лицам присутствующих. Хоть бы кто проронил слезинку. Честно говоря, я надеялась увидеть рыдающую женщину, любовницу Егора, ведь не жил же он монахом? Узнать ее фамилию, завязать разговор, глядишь, и выяснится кое-что… Но никто не собирался заходиться в плаче около разверстой могилы.

Наконец при помощи специальной машинки гроб опустили вниз, и тут-то приключилось то, чего я так упорно ждала.

– Господи, горе-то какое, – взвыла баба, кидаясь к быстро растущему могильному холмику, – несчастье страшное! Ох, Егор Владимирович, как же мы теперь.

Вопившая сильно отличалась от остальной толпы людей, разодетых в дорогие пальто и шубы. На тетке была потрепанная китайская куртка, не слишком чистая и новая. На голове жуткая клочкастая мохеровая шапочка.

– Ну что теперь с нами будет, – выла бабища, – что? Вся надежда лопнула.

– Мама, пошли, – потащила тетку за рукав девушка лет двадцати, – вставай, не надо, обойдется как-нибудь.

– Никак, – выкрикивала женщина. – Славик, дорогой!!!

Кое-как девушке удалось поднять мать и усадить в сторонке на скамеечку, стоявшую у одной из могил. Толпа поплыла к выходу. Я подождала, пока люди исчезнут на дорожках, подошла ко все еще плачущей женщине и спросила:

– Вы на поминки поедете? Могу подвезти.

– Нет, – ответила девушка, – нам домой надо.

– Извините, – пробормотала я, – но ваша мама так плакала, вот я и решила, что вы являетесь родственниками.

– Нет, нет, мы чужие, – ответила девушка, – пошли, мама, вставай.

– Ой, Славик, ой, горе, ой, что же теперь будет, – вновь затряслась в истерике баба.

– Славик? – фальшиво удивилась я, видя, как девушка безуспешно пытается успокоить мать. – Но ведь умершего звали Егор Владимирович! Вы не перепутали похороны?

– Слава – это мой брат, – нервно сказала девушка, – он смертельно болен, Егор Владимирович мог его спасти, мы уже обо всем договорились, и вот, сами видите…

– Славочка, Славонька, кровиночка, – взвыла тетка, – тысячи отдали, в долг назанимали, о-о-о…

Она стала раскачиваться, упала со скамеечки и поползла на коленях к свежей могиле, мотая головой. Клочкастая шапка свалилась, показалась грязная голова.

– Славик, Славик, о-о-о…

– Мама, мама, – растерянно повторила девушка, – встань, пожалуйста, ну, пожалуйста, встань…

Но тетка захлебывалась в рыданиях.

– Вот что, – решительно сказала я, – где вы живете?

– В Лианозове, – ответила девушка, – мы сюда почти два часа добирались, сначала на автобусе до метро «Динамо», потом на трамвае, затем пешком, устали…

– У меня машина, поехали, довезу вас до дома.

– Спасибо, – обрадовалась девушка, – но как маму поднять?

– Просто – вы берете под правую руку, я под левую и тащим ее к автомобилю.

ГЛАВА 13

Сев в «Жигули», девушка слегка расслабилась и пробормотала:

– Ну спасибо! Мне вас прямо господь послал. Как бы я маму домой волокла!

Я посмотрела в зеркальце. Женщина полулежала на заднем сиденье с закрытыми глазами. Ее рот был открыт, и из него вырывалось неровное, прерывистое дыхание.

– Вашей маме плохо?

Девушка обернулась и спокойно ответила:

– Нет, она всегда спит после того, как понервничает. Можно закурить?

– Конечно, хочешь, возьми в бардачке мои сигареты.

Девушка вытащила пачку ментоловых «Мore» и щелкнула зажигалкой. Путь предстоял неблизкий, езжу я медленно, поэтому скорей всего потрачу час или полтора на дорогу. Мы познакомились, девушку звали Настей, и она бесхитростно рассказала о своей семье.

Маме пятьдесят лет, а отцу чуть больше. Родители в разводе, но скорей всего папа давным-давно умер, потому что пил, словно верблюд, пересекший пустыню Гоби. Только не подумайте, что мужик, как вьючное животное, хлебал воду. Нет, Николай прикладывался исключительно к водке. Светлана Михайловна, мать Насти, с трудом разменяла жилплощадь. Ей с двумя детьми досталась квартирка в Лианозове, а бывшему муженьку комната в коммуналке, правда, возле Центрального рынка. Николай с детьми не встречался, алиментов не платил и гулять с сыном и дочерью по воскресеньям не рвался. Светлана одна тянула Настю и Славика. Тот, кто в одиночку поднимал двоих детей, поймет, как трудно пришлось женщине, не имевшей к тому же никакого приличного образования.