Бутик ежовых рукавиц

– Сделай вид, что занята расчетом за мороженое. Запоминай: станция «Холщевики», там сядешь на автобус до деревни Глебовка, пройдешь ее насквозь, выйдешь к реке, найдешь узкий мостик, попадешь в другое село, его тоже пересечешь, увидишь вдали лесок, а в нем избенку. Жду там завтра, в пять вечера. А сейчас уходи, пока Мадо из туалета не вернулась… Вот, держите, девушка…

В руке у Ани оказалась двадцатикопеечная монета, Ника сверкнув улыбкой, помахала рукой в сторону:

– Мадюша, я иду!

Повторяя, словно заклинание, адрес, Амалия доехала домой, а назавтра отправилась в неведомые Холщевики.

Ника не обманула: станция с таким названием имелась на Рижской дороге, автобус и впрямь довез до Глебовки. Обнаружились мостик, село, лесок и почти сгнившая избушка.

Когда Аня вошла в нее, Ника уже сидела на железной кровати.

– Что надо? – довольно грубо осведомилась Гостева.

– Ничего, – растерялась Аня.

– Хватит ломаться, говори цену.

– Какую? – еще сильнее впала в недоумение Амалия.

– За молчание. Ты решила нас шантажировать? – налетела Ника чуть ли не с кулаками на Анну. – Откуда узнала правду про Мадо? Кто раскрыл тайну удочерения? Уж не Сильвия ли Альбертовна надумала подзаработать? Одной рукой документы оформляет, другой сведениями торгует… Дрянь!

– Я сама вас нашла, – заплакала Аня. – Мама умерла, она…

И полился ее рассказ. Анечка очень торопилась сообщить Веронике правду, она боялась, что Гостева уйдет, не дослушает, не поймет…

– Садись на кровать, – неожиданно ласково перебила ее Ника, – в ногах правды нет.

Глава 33

В избушке они провели несколько часов.

– Мы не можем поддерживать с тобой дружбу, – спокойно объясняла Ника, – на карту поставлено будущее Мадо, да и наше тоже. После ареста Леонида и Аллы все залегли на дно, я не знаю остальных членов группы, у нас была строжайшая конспирация. Информацией в полном объеме владел лишь Зорин, но он, похоже, никого не выдал, наверное, они с Аллой приняли яд. Первое время после ареста профессора я тряслась от ужаса, мне идея делиться с Западом секретами никогда не нравилась, но Игорь, мой муж, был иного мнения, он фанатик и, как мне кажется, вновь… Но сейчас речь о другом. Нас допросили, вызвали не в КГБ, а в обычную милицию и задали вопросы, очень простые, вроде такого: «Зорин с женой погибли в горах, как вам кажется, нет ли в их кончине чьего-нибудь преступного замысла?» Мы с Игорем ответили одинаково: «Учились у профессора, но после завершения занятий более с ним не встречались. Работали в разных местах, абсолютно не пересекались ни в каких сферах. Зорин старше по возрасту и значимее по статусу, о каких близких отношениях может идти речь?»

Гостевых отпустили, а через день Ника поняла: за ними следят. Супруги сделали вид, что ничего не заметили. Спустя энное время наружное наблюдение сняли, но Гостевы не расслабились ни дома, ни на работе. Пара вела себя умно, с упоением ругала отечественную обувь и восторгалась товарами западного производства. Полное обожание всего советского могло вызвать подозрение, нормальный человек тех лет мечтал о югославской мебели, болгарской дубленке, чешской люстре из хрусталя и сервизе «Мадонна», произведенном в братской ГДР. Вот Гостевы и «косили» весьма удачно под обычных обывателей. Поругались они лишь один раз, когда Ника начала уговаривать Игоря взять младенца Зориных.

– Никаких подозрений не будет, – забыв о предосторожности, говорила Вероника, – мы давно стоим в очереди на ребенка. Всем известно, что здоровые младенцы-сироты от нормальных родителей редкость. Сильвия говорит, будто на данном этапе в московских приютах такой ребенок только Нина. Мы берем девочку, она одна, выбирать не из кого. Все объяснимо. И потом, по документам фамилия ее Шульгина.

Ника уламывала мужа долго, Игорь остерегался брать дочь Зорина, но в конце концов дрогнул и дал свое согласие.

– Мы назовем девочку Мадлен, – сказала Ника.

– Идиотское имя, – вскипел Игорь и поежился от ветра. Супружеская пара, постоянно боявшаяся слежки, приобрела привычку все серьезные моменты своей жизни обсуждать на улице, на набережной Москвы-реки.

– Вовсе нет, – вклинилась я в рассказ Ани, – один раз они все же потеряли бдительность и бурно повздорили дома, не зная, что скандал происходит в присутствии Насти, лучшей подруги, ставшей почти родственницей.

– И на старуху случается проруха, – кивнула Аня. – Наверное, их в то время ни в чем не подозревали и не прослушивали квартиру. Да и техника была иной. Насколько знаю, всякие там записи велись через телефон. Он работал как микрофон, даже когда трубка лежала на рычаге, но стоило вынуть шнур из розетки, и «слухачи» лишались ушей.