Безумная кепка Мономаха

Начался второй акт драмы: Софью Андреевну понесли к врачу. Именно понесли, потому что самостоятельно идти дама отказывалась. Робкое замечание Юрика: «У вас же не нота прищемилась», — было перекрыто громовым воплем:

— Воды, умираю!

Вика мухой метнулась по соседям, мигом собралась толпа из мужиков, Софью Андреевну приволокли к доктору, который вынес вердикт: перелома нет, сильный ушиб.

Лисица мысленно перекрестился и решил, что неприятности благополучно закончились. О, как он ошибался!

Глава 4

Держа на весу забинтованную длань, Софья Андреевна села в саду и принялась командовать дочерью и предполагаемым зятем:

— Несите банки из подвала. Налейте воды.

Подключите газовый баллон. Подметите дорожки. Живо. Быстро…

Указания раздавались безапелляционным тоном, и Юрасик вновь ощутил себя солдатом-первогодком перед лицом сержанта Краснова, заставлявшего новобранца Лисицу заправлять кровать одной левой рукой, правой отдавая честь.

Но, как говорил великий мудрец, все проходит. Закончился и хозяйственный запал дамы. Она вульгарно проголодалась и велела:

— Тащите с гол. Ставьте скамейку. Доставайте еду.

Юрасик с Викой мгновенно исполнили приказ. Девушка села на высокий пенек, а Лисица и Софья Андреевна устроились на лавочке.

— Ничего по-человечески сделать не можете, — резюмировала вредная карга, оглядев «дастархан». — Юрий, принеси воды!

Тот покорно встал. И что произошло, когда Юрасины восемьдесят килограммов стремительно поднялись со скамьи, представлявшей собой доску, прибитую к двум ножкам? Правильно. Тещины полтора центнера перевесили, и Софья Андреевна оказалась на земле. Вздымаясь вверх, свободный конец лавки задел хлипкий стол, и нехитрое угощенье посыпалось на орущую даму.

— Мама… — кинулась к туше Вика.

— Меня обожгло картошкой! — выла тетка.

— Так она же холодная, — напомнил Юра.

Софья Андреевна на секунду замолкла и вполне по-человечески спросила:

— Вы ее разве не подогрели?

— Нет, — честно призналась Вика, — решили, и так сойдет, она ведь отварная, можно с подсолнечным маслом…

— А-а-а! — завизжала маменька, на ходу изменив характер своего смертельного увечья:

— Я позвоночник сломала!

— Не может быть, — начал успокаивать истеричку Юра. — Земля мягкая, и вы спокойно шевелитесь. Право слово, ерунда! Даже смешно! Давайте просто улыбнемся и снова накроем стол!

Софья Андреевна села, потом прищурилась и заорала с такой силой, что в соседних дворах всполошно залаяли перепуганные собаки.

— Вика-а-а! Я сломала спину, меня парализовало, речь отнялась, а он смеяться хочет! Во-он отсюда! Убирайся!

Юрик вздрогнул. В подобном положении он оказался впервые. Нет, его постоянно донимали кандидатки в тещи, кое-кто из них даже заявлялся к нему домой и пытался драться. В прямом смысле этого слова — руками. Но случались подобные казусы лишь после того, как Юрасик объявлял:

— Простите, свадьбы не будет.

И, в конце концов, тех разъяренных маменек можно было понять: вроде пристроили дочку, и вдруг такой облом. Тут любая за скалку схватится.

Но Вике-то Юрасик не успел насолить, их отношения были в стадии разгорающейся, а не чадящей любви!

— Прочь! — голосила Софья Андреевна. — Меня убило, а он издевается.

Юра в полной растерянности глянул на любимую, и тут Вика, топнув маленькой ножкой, заявила:

— Тот, кто невнимателен к моей маме, не имеет права находиться в Малинкине. Уезжай.

Что оставалось делать Юрику? Он сел за руль и покатил в Москву, переживая доселе неведомые ощущения. Юру никогда не бросали женщины, он привык сам оставлять дам сердца, а тут очутился в неожиданной роли получившего от ворот поворот кавалера. Поэтому сейчас в его душе бушевали обида, недоумение и совершенно детское изумление: как, его, такого замечательного, выставили вон?!

Стараясь не расхохотаться, я предложила своему работодателю:

— Хочешь кофе?

— О чем ты говоришь! — укоризненно воскликнул хозяин агентства. — Жизнь кончена! Какие напитки? Сейчас умру от переживаний…

— На мой взгляд, сходить в могилу лучше, предварительно поев, — усмехнулась я.

Лисица разинул было рот, но сказать ничего не успел, потому что дверь распахнулась и в комнату влетела прехорошенькая девчушка — светленькая, голубоглазая, одетая в некое подобие юбочки, больше открывавшей, чем закрывавшей потрясающе стройные ножки.