Любовь-морковь и третий лишний

ЭПИЛОГ

Лисица взял меня на службу, и о том, чем я теперь занимаюсь, я обязательно расскажу вам, но в другой раз.

Альбина Фелицатовна лежит в больнице, правда не в обычной, а тюремного типа, палата заперта на ключ, на окнах решетки. Но это все же не следственный изолятор с его суровыми нравами, а клиника, где вместо надзирателей врачи. Суда пока не было, он состоится тогда, когда медицина даст разрешение, а, учитывая почтенный возраст Ожешко, думаю, она не скоро очутится на скамье подсудимых, если, конечно, вообще там окажется. Пока что Альбина Фелицатовна очень больна: сердце, давление, нервы… У нее случился инсульт, но не обширный, говорить и передвигаться она вполне способна.

Павел стал наследником имущества Семена и Тины. Закревский рачительно распорядился упавшими с неба деньгами, он открыл в Москве салон и стремительно входит в моду. Жанна играет теперь в «Лео» главные роли, Павел щедро спонсирует театр, и Щепкиной пришлось прикусить раздвоенный язык. Она побаивается, что, став меценатом, Закревский не простит стареющей приме историю с красным зайцем и сделает все для того, чтобы Софью Сергеевну выгнали вон.

Павел и Жанна живут душа в душу, а Ириска носится по огромному загородному дому, кстати, Закревский хочет, чтобы «Лео» теперь назывался «Театр имени Тины Бурской».

Наша семья здравствует, никаких особых коллизий в доме не происхоит, я спокойно работаю с Юрой.

Впрочем, есть и кое-какие новости.

Пару недель назад я мирно собиралась на службу, но меня отвлек от сборов звонок мобильного.

– Лампа Романова? – спросил равнодушный мужской голос.

– Да, – бойко ответила я.

– Я звоню вам по поручению Каролины Карловны Хованской, знаете такую?

– Конечно.

– Она умерла и перед смертью просила напомнить вам: «Ты обещала». Понимаете о чем речь?

– Да, да, – закричала я, – кот Епифан! Когда скончалась Хованская?

– Три месяца назад, – абсолютно спокойно ответил мужик.

Трубка чуть не выпала у меня из рук.

– Но почему мне не сообщили сразу?

– Забыл, – без всяких эмоций признался собеседник, – а сейчас вспомнил.

Вымолвив эту фразу, он отсоединился, а я, бросив все дела, понеслась в Изобильный.

В домике Каролины Карловны теперь хозяйничала худощавая баба с тонкогубым, злым ртом.

– Здрасти, я по просьбе Хованской!.. – воскликнула я.

– Убирайтесь, – завизжала тетка, – домик мой, я бумагу имею, Каролина его мне завещала за уход и заботу, нечего рот на чужое добро разевать! Ты кто?

– Никто, – попыталась я успокоить алчную особу, – а вы, очевидно, Мария Николаевна, соседка? Мне ничего не нужно от вас.

– Чего тогда приперлась? – слегка сбавила тон баба.

– Приехала за Епифаном, отдайте мне его, если не жалко!

Мария Николаевна скривилась.

– Так я бы с радостью, но его нет.

– Где же кот? – испугалась я.

– Ушел!

– Ушел?

– Ага!

– Сам? Из родного дома?

Мария Николаевна уперла кулаки в тощие бока.

– Удрал, сволочь, мерзавец! Меня исцарапал, выл, как волк! Три дня визжал, а потом улетел! Небось подох! Туда ему и дорога.

– Спасибо, – прошептала я и вышла на улицу.

Над пыльной дорогой стояло жаркое солнце, слезы полились у меня из глаз, я машинально двигалась вперед. Давясь рыданиями, добрела до конца поселка, совершенно забыв про оставленную у бывшего дома Хованской машину. Бедный Епифан, милый, добрый кот, любимый ребенок Каролины Карловны, был выгнан после смерти хозяйки на улицу.

Думаю, Мария Николаевна просто вышвырнула животное вон. Странно, что Хованская оставила ей дом! Может, Мария Николаевна подделала завещание?

На краю поселка я присела на большой камень возле местной свалки и заплакала еще горше. Внезапно моих ног словно коснулся бархат, затем что-то легкое вспорхнуло на колени, тоненькие лапки обняли шею…

Я открыла глаза и заорала:

– Епифан! Ты жив.

– Мр-р, мяу, – еле слышно ответило несчастное животное.

Я схватила кота в объятия.

– Милый! Что с тобой стало!

Густая, переливающаяся шубка Епифана стала тусклой, тут и там сверкали проплешины, под шкурой кота просвечивали ребра, одно ухо было порвано, хвост покрывали болячки, впрочем, лапки тоже оказались осыпаны гнойниками. Но это был Епифан, пожелавший утешить меня, ласковый кот не стал злобным от выпавших на его долю испытаний.

Прижав к себе Епифана, я понеслась к машине, баюкая кота и приговаривая: