Любовь-морковь и третий лишний

Получив кружку горячего чая, Хованская вдруг улыбнулась.

– Знаешь, Епифан моя лакмусовая бумажка, если он идет к человеку на руки – значит, гость без злобы и гадости, если шипит, выпускает когти – надо побыстрей избавляться от незнакомца. Ты мне симпатична.

– Спасибо, – пробормотала я.

– А еще, – помешивая ложечкой сахар, продолжала хозяйка, – похоже, ты не соврала, любишь животных на самом деле, не спихнула Епифана с колен, когда вставала, а отнесла его тушку на диван, Я заморгала.

– Ну сталкивать животных нельзя даже с небольшой высоты, они ведь могут испугаться от неожиданности, сломать лапу…

Каролина Карловна засмеялась.

– Ох, Епифан сразу нужного человека вычислил, тут меня все соседка обхаживает, каждый день прибегает, сю-сю, му-сю.., так вас люблю. Только Епифан ее стороной обходит, никак в руки не дается, понимает, стервец, Мария Николаевна надеется, что я домик ей отпишу, от того и любовь. А к тебе со всех лап бросился слезы слизывать. Ладно, хорошо, расскажу про Альбину, но прежде ответь, как ты относишься к гомосексуалистам?

Поверьте, я ожидала от пожилой дамы любого вопроса, кроме этого.

– Гомосексуалистам?

– Да, – кивнула Каролина Карловна.

– Никак не отношусь, я человек традиционной сексуальной ориентации, – ошалело ответила я, – была замужем, потом разочаровалась в браке.

– Не о том речь!

– А о чем? – окончательно растерялась я.

– Как поведешь себя, если узнаешь, что один из твоих друзей гей?

Я пожала плечами:

– Никак.

– То есть?

– Если двое мужчин или женщин в тиши спальни занимаются друг с другом сексом, это их интимное дело, – ответила я, – человек вправе распоряжаться личным телом по собственному усмотрению. Общество должно вмешиваться в подобные ситуации лишь в одном случае: если имеет место факт совращения несовершеннолетнего. Но, с другой стороны, при чем тут геи? Когда шестидесятилетний мужчина развращает пятиклассницу, он вроде бы предается традиционным утехам, но педофил должен быть наказан. Понимаете, я обучалась в консерватории, потом непродолжительное время концертировала, а за кулисами встречаются разные люди. Одно время по Москве ходила шутка: «Кто из оркестрантов дирижера N спит с женщиной? Только пианистка Таня X.». Меня такое положение вещей не смущало, и потом, вспомним великого Петра Ильича Чайковского или, возьмем ближе, Фрэди Меркьюри. Слушателю ведь все равно, что они Делали дома, главное, их волшебная музыка и песни. Извините, если мои мысли кажутся вам не правильными, ничего поделать не могу. Я вообще-то никогда не интересуюсь сексуальными пристрастиями людей, для меня главное – хорошие они друзья или нет? И то, что плохо для меня, может быть приятно другим. Моя покойная мама частенько повторяла:

"Помни фразу: «Не судите, да не судимы будете».

Каролина Карловна поправила плед, которым были прикрыты ее ноги.

– Да уж, бедный Петр Ильич Чайковский всю жизнь пытался бороться с собой, даже женился, но, увы, счастья не обрел. Хорошо, слушай меня внимательно;

Альбина Фелицатовна скончалась, Евгения, ее мужа, и моего Якова тоже более нет на этом свете. Я осталась одна, вреда уже никому не принесу. Бедные дети!

Несчастные Валечка, Дима и Павлик. Вот уж невинно загубленные души!

Глава 29

Каролина выросла в Москве, в самом центре, ее родной дом стоял в одном из кривых столичных переулков, и отцу, военному в чинах, было очень удобно ходить на работу, именно ходить, потому что Карл Хованский трудился в районе Бульварного кольца.

Каждый день он брал портфель и шел на службу, дома оставалась жена Зося, потом в семье появился Яков.

Зося, родив сына, была крайне разочарована, она мечтала о маленькой трогательной девочке, а появился мальчик, и, очевидно, он вырастет таким же солдафоном, как и отец. Зося боялась властного, неулыбчивого, моментами очень злого Карла, муж обращался с женой, как с рядовым срочной службы: «Принеси, подай, пошла вон». Никаких нежностей, романтических ужинов, прогулок при луне и поцелуев на ночь он не признавал. Впрочем, на отдых в Крым они ездили вместе, но на пляже Карл спал, в номере потом читал газету, жене мог за сутки не сказать ни слова.

Может, супруга и примирилась бы с такой жизнью, имей она хорошую профессию, работала бы спокойно, шагала по служебной лестнице, реализовывалась на производстве. Но Зосенька ничего не умела да и не хотела делать, проводив мужа «в присутствие», она принималась драить квартиру, потом бежала на рынок, готовила обед, и так изо дня в день, словно раб на галере, гребла веслами быта. Ясное дело, что через пару лет на Зосеньку навалилась тоска, из ее глаз по каждому поводу и без оного лились слезы.