Братство камня

Диана заметила под галереей молитвенные мельницы. Гигантские вертикальные бочки безостановочно вращались на круглых основаниях. Она видела такие в Китае, на границе с Тибетом. Диане нравилась мысль, что из записочек, перемешивавшихся в священных сосудах, возникает истинная благодать.

Появившиеся монахи ничем не напоминали цивилизованных буддистских жрецов из Ранонга.

На них были красные плащи и сапоги с загнутыми вверх носами. Обитатели монастыря улыбались Джованни, хотя им было трудно избавиться от природной закрытости кочевников, слишком долго живших в степном одиночестве. Наконец итальянец подмигнул Диане, давая понять, что все в порядке.

Ее устроили в маленьком обшитом деревом номере, и она наконец осталась одна. Джованни обещал получить все необходимые для поездки на север страны разрешения, и Диане пришлось сказать, что она готовит книгу о судьбе советских научных городков в Сибири и Монголии. Он оценил эту идею: «Понимаю, нечто вроде археологии новейшего времени». Он заявил, что хотел бы ее сопровождать, Диана сначала отказалась, но Джованни не сдавался, и она в конце концов признала справедливость его доводов. Одна она ни за что вовремя не доберется до токамака.

Около четырех Диана спустилась во двор, чтобы насладиться тишиной и покоем. Из степи доносился аромат сожженных солнцем трав, где-то очень далеко за коричнево-желтыми стенами скакали лошади. Людей видно не было, только монахи в коричнево-красных тогах бесшумно проходили мимо террасы.

Здесь царили ясность и чистота в их первозданном виде. Солнце. Холод. Лес. Камень. И больше ничего. Стволы огромных деревьев скрипели и медленно раскачивались, смягчая полноту ощущений. Диана улыбнулась. Все в этом месте было для нее чужим, но почему-то казалось удивительно знакомым: и засыпанный красными листьями двор, и удлинявшее тени солнце. Она словно наяву видела двор своей начальной школы, вспоминала, как вглядывалась в камешки, щепочки, песок и траву, пытаясь разгадать устройство мира. Здесь она снова встретилась с тем удивительным смешением строгости и трогательности, холодности и мягкости, которое завораживало ее тогда на переменах.

Голуби с шумом вспорхнули в небо. Молодой женщине показалось, что у нее над головой распахнулось волшебное окошко и мир одарил ее мгновением счастья.

За спиной Дианы послышались шаги.

На крыльце появился Джованни. Тыльной стороной ладони итальянец поглаживал заросшие щетиной щеки и выглядел ужасно милым. Диане он напомнил малыша-сластену. А еще она подумала о витринах полутемных итальянских тратторий, где красуются за стеклом красавцы торты. Глядя на Джованни, немудрено было ощутить легкий голод, желание съесть что-нибудь вкусненькое…

Диана надеялась, что молодой дипломат произнесет что-нибудь значительное, достойное переживаемого ими момента. Но итальянец ее ожиданий не оправдал. Погладив себя по животу, он спросил:

– Не хотите ли поесть?

50

Джованни повел ее прямо в монастырскую трапезную. По его словам, монахи готовили лучшие в городе бозы – монгольские манты с бараниной. Во второй половине дня итальянец добыл все необходимые разрешения, договорился, что они уедут на рассвете и ради экономии времени будут ночевать в одной из келий на втором этаже. Закончив излагать свой план, Джованни лучезарно улыбнулся: он был полон решимости не отпускать Диану от себя ни на шаг.

У нее не было сил отвечать. Возникшая между ними близость смущала и даже раздражала ее. Диана все еще ощущала присутствие Патрика Ланглуа, не могла забыть его низкий голос, аромат чистоты, самоиронию. Вмешательство в ее жизнь Джованни сминало воспоминания, приземляло их.

Они сидели по разные стороны большого стола, наискосок друг от друга. Невозможно было ужинать вместе и держаться отчужденно. Дипломат не задал ни одного вопроса, ничего не стал комментировать, смирившись с тайнами Дианы, и с аппетитом принялся за еду. Она ограничилась булочками, проигнорировав основное блюдо.

Итальянец говорил не умолкая. Он был этнологом и в 90-х защитил диссертацию о преследовании тунгусов и якутов коммунистическими властями, после чего хотел поехать в Заполярье, в тундру, но экспедиция все откладывалась. Тогда Джованни перешел на дипломатическое поприще, согласившись на назначение в Улан-Батор (туда никто не хотел ехать), и с головой погрузился в изучение этносов, населявших неизведанную территорию.