Братство камня

– Широко известна цевенская традиция: в те времена, когда каждый клан имел своего шамана, все они должны были время от времени отправляться в тайное место и сражаться там друг с другом, приняв облик животного-тотема. Битвы шаманов ужасали цевенов и имели для них высший смысл.

– Почему?

– Потому что победивший шаман обретал силу и способности побежденного и делал их достоянием своего клана.

Диана закрыла глаза. Она уже десять лет изучала хищников, анализировала их поведение и реакции, преследуя единственную цель: понять первооснову необузданной жестокости животных.

Шаманические традиции почти ничем не отличались от ее собственных занятий. Ее завораживала идея беспощадной, смертельной схватки между зверолюдьми. Она и сама спряталась за духом хищников, чтобы спасти свой рассудок после случившейся с ней в юности трагедии.

Диана приподняла веки и устремила взгляд на мужчин в пестрых кафтанах и женщин в шелковых, отливающих всеми цветами радуги платках. В рассеянном свете танцевала пыль, и у Дианы возникло странное чувство, будто там, в глубине тайги, у нее тоже назначена встреча.

Встреча с собой.

57

В конце дня, когда они летели на борту крошечного биплана, качавшего крыльями на ветру между тучами, степь неожиданно покрылась вековыми лесами. Холмы выставляли напоказ красные с золотом склоны, темнели зеленью поляны, земля сверкала сотнями рек. Они добрались до северной границы страны и оказались у врат Сибири.

Расстилавшаяся под ногами красота не придала Диане сил. Она ощущала, как на нее наваливается усталость, а Джованни восторгался пейзажем. «Район озер. Монгольская Швейцария!» – вопил он, глядя в иллюминатор. Он достал географическую карту, ушел в глубь салона и начал комментировать вслух, перекрикивая шум винтов:

– Это будет невероятное путешествие. Мы первопроходцы, Диана!

Шесть часов вечера. Приземление в долине. В Цаган-Нуре было не больше тридцати выкрашенных в светлые тона домишек. Летевшие в Мурэн пассажиры не проявили к европейцам ни малейшего интереса, а в здешних аборигенах неожиданно проснулось любопытство, особенно к Диане с ее выбивавшимися из-под шапки светлыми кудряшками.

Пока Джованни общался со стариком оленеводом, Диана подошла к загону, где содержались животные. Маленькие черно-белые олени напоминали то ли плюшевых зверушек, то ли вырезанные из гранита статуэтки. Некоторое благородство придавали им только рога. Голова каждого животного была увенчана ветвистой короной, словно бы поросшей серым бархатистым мхом, который уже начал облезать.

Вернувшийся этнолог объяснил Диане, как обстоят дела. Оленевод соглашался «сдать напрокат» шестерых или семерых ездовых животных, но при одном условии: он хотел убедиться, что белые умеют ездить верхом. Задетый за живое Джованни решил немедленно сесть на оленя. После третьего падения ему надоел смех собравшихся на бесплатное представление монголов, на пятый он проверил экипировку и с изумлением обнаружил, что седло не закреплено. Упав в седьмой раз, Джованни заявил, что готов рассмотреть возможность пешего похода. Хозяин оленей снизошел до объяснений. Мех у оленей такой гладкий, что на нем не держится никакой материал и подпругу застегнуть нельзя. Чтобы оседлать оленя, нужно ослабить упряжь и раскачиваться в такт шагам животного, держась за его шею. Старик не ограничился словами и сделал круг по загону.

Диана и Джованни начали учиться езде на оленях. Они падали, над ними смеялись. Вымокшие, перепачкавшиеся в грязи путешественники прониклись царившим в деревне настроением. Диана была такой высокой, что, если не держала ноги в стременах, запросто могла обнять ими бока оленя и упереться ступнями в землю, чем ужасно веселила зрителей.

После каждого осмеянного падения Диана и Джованни ощущали прилив тайной грусти. Они поднимали глаза и видели вдалеке, у горизонта, застывшие в хрустальной тишине высокие отроги Хоридол Саридага. На закате золотой прохладный воздух обдувал их разгоряченные лица. Они встречались взглядами, и когда трава начинала стелиться по земле, им неожиданно становился понятным язык ветра: он пел о том, как грустят сердца, когда кто-то уходит и не возвращается. Когда наступила ночь и путешественники наконец научились держаться на серых мохнатых спинах, они причастились еще одной тайне – ностальгии по тайге.

58

Они отправились в путь на рассвете.