День Дракона

— Почему?

— Гуру фальшивым оказался. Мутным.

— Как это?

— Я сегодня слышал, как он орал: «Мама, я не могу больше пить!»

— Да ну?!

— А вот так.

— Челы, они адназначна непонятные, — философски произнес уйбуй, не забывая следить за тем, чтобы бойцы не делали из бутылки больше одного глотка. — То просветление у них, то, наоборот, на глазах тупеют.

— Выпьем!

Отвертка жадно присосался к горлышку. И только Булыжник, возмущенный стремительным уменьшением виски, собрался сделать ему замечание, как зазвонил телефон.

— На месте?

— Давно уже, — подтвердил уйбуй. И тут же рявкнул: — Остановись, скотина!

— Ты это мне? — опешил Урбек.

— Нет, тренер, адназначна не тебе. — Булыжник выдернул бутылку из рук Отвертки, сделал глоток и поинтересовался: — Чего звонишь?

— Готовьтесь, — хмуро велел шас. — Начинаем через две минуты.

Приближаться к хранилищу Урбек не собирался, зачем рисковать? Личность он в Тайном Городе известная, знакомцев много, если кто приметит, потом от вопросов не отобьешься. Нет, в данном случае чем дальше от печи, тем каравай румяней.

А потому подключать «Обжору» к магической линии шас решил на Грузинском валу, на котором, согласно приказу навов, энергетический поток из Карфагенского Амулета уходил в землю, добираясь до хранилища по человским коммуникациям. Распоряжение было вызвано тем, что чуды легко могли увеличить мощность энергетической дуги, идущей по оптимальной воздушной траектории, тем самым превратив канал питания блокиратора в грозное оружие. Заковыристый же подземный путь такой возможности не предоставлял, позволяя навам спать спокойно, а грабителям — не лезть на крышу здания.

Урбек в последний раз просканировал окрестности, убедился, что магов поблизости нет, навел морок, вытащил из багажника оранжевое ведро «Обжоры» и потащил артефакт к уходящей под землю магической линии.

— Внимание! Проверка по номерам! Первый?

— Порядок! — Оператор кинул взгляд на монитор. обозначенный соответствующей цифрой.

— Второй?

— Порядок.

Изображение с камер, стоящих непосредственно внутри хранилища, шло на девятый и десятый мониторы. Оператор мельком взглянул на картинку пустого зала, на ряды прямоугольных пластиковых тюков, неработающий транспортер, металлическую штору мощного шредера и ответил:

— Порядок.

— Порядок? — осведомился Витольд.

— Сейчас, сейчас… — Итар поправил змеящийся у рта микрофон передатчика. — Еще секундочку…

Шас спустился в коллектор, отыскал красную энергетическую линию чудов, подтащил к ней «Обжору», активизировал прерыватель, но никак не решался воткнуть артефакт в поток.

«Вдруг не получится?»

Если его расчеты ошибочны, мощная линия попросту сожжет плохо сработанный артефакт. Их даже не засекут. Так что волновался Итар по другому поводу: ему очень хотелось совершить ограбление.

«Спящий-проснувшийся, ну пожалуйста…»

— Ты включишь его или нет? — зло прошипел Ундер.

— Я…

Урбек загнал пасть включенного «Обжоры» в канал, убедился, что красная линия оборвалась, и рявкнул в телефон:

— Вперед!

— Отлично! — выкрикнул Витольд. — Я пошел!

— Но… — Итар беспомощно посмотрел на «Обжору»: подрагивающий красный поток, только что светившийся в сантиметрах от артефакта, исчез. — Что происходит?

Ответа не последовало: Ундер шагнул в портал, и слабенький приемник потерял сигнал.

— Какие тама цифры, ну? — Булыжник, шествующий во главе процессии, решил освежить память. — Чего молчите, бойцы? Неграмотные?

— 14–69, — пробурчал Отвертка. — Нашел, что ли?

Уйбуй наклонился к самому нижнему в штабеле тюку, подсветил себе фонариком, прищурился, вспоминая, как пишется цифра 9, и покачал головой:

— Не, не то. Адназначна не то. Пошли дальше.

Отвертка посмотрел на Маркера, тот вздохнул и выругался. Двум бойцам, взятым Булыжником «на дело», досталась непростая работенка: таскать за уйбуем тяжеленный тюк. Задача им, мягко говоря, не нравилась, а потому не прошло и минуты, как Отвертка заныл:

— Слышь, уйбуй, а давай какой-нибудь другой тюк возьмем, а?

— Нельзя, — самодовольно ответил Булыжник. — Тока тот, на котором «14–69». Иначе не заплатит ни черта.

— А мы на нем напишем эти цифры…

— У тебя краска есть?