Цвет крови

— Итак, допустим, «до того, как подойти ко входу в пещеру»… вы повстречали троих…

— Иммигрантов, — сказал второй охотник, Доменико Бьявати. — Вы знаете, я уверен, что это были иммигранты.

— Не знаю, — сухо ответил Кау. — А почему не неаполитанцы или, к примеру, сицилийцы?

— Да нет, это были арабы, — с уверенностью перебил его Каневацци — Марокканцы или нет, не знаю, но точно арабы.

— Почему?

— Ну… физиономии, черты лица… Потом темная кожа, не черная, но темная, и одежда. На них были туники. Такие носят арабы.

— Еще у одного из них на голове была белая шапка, — добавил Бьявати, — что-то вроде…

— Тюбетейки, — подсказал ему Кау.

— Ну да, тюбетейки. Такая штука… Не жесткая, скорее похожая на шерстяную шапку. И спереди у нее была темно-красная или коричневая полоска.

— Когда вы успели заметить столько деталей? Вы же видели их всего несколько секунд. Или нет?

— Да, — подтвердил Каневацци, — но они внезапно вынырнули из тумана, когда мы брели по лесной тропинке, ведущей ко входу в пещеру. Понимаете, мы немного испугались. Я внимательно смотрел на них, опасаясь, как бы они чего не выкинули. Хорошо хоть, что у меня в руках было ружье.

— Дальше-то что?

— Они с нами поздоровались. Ну, вернее… Точно не знаю. Это было очень похоже на приветствие… Скажем так, они что-то произнесли.

— Что произнесли?

— Я не понял, они говорили по-арабски.

— А вы их слышали? — обратился Кау к Бьявати.

— Да, но я тоже ничего не понял. Уже потом, когда мы вошли в пещеру, то сразу о них подумали…Что это они делали там в такую рань, в шесть утра? Далеко от города, в это холодное время года. Зачем они шатались по лесу в день охоты? После того как мы их встретили, я сказал Гверрино: «Смотри, как бы нам кого не ранить ружейной дробью».

— Невелика была бы потеря.

Гверрино не удержался, и из него снова вылетела фраза, которую он произнес утром. Капитан Кау смерил его холодным взглядом.

— Вам показалось, что они нервничали, волновались?

— Да нет, наоборот, они вели себя очень спокойно.

— Слишком спокойно, — поправил приятеля Бьявати.

— Вы заметили что-нибудь необычное в их действиях?

— Нет, — ответил первый охотник.

— Нет, но ведь они были там, — добавил второй.

— Хорошо, — подытожил Кау. — Томмазо, ты все записал?

— Да, капитан, — ответил бригадир карабинеров Агати, удивленный тем, что капитан при посторонних обратился к нему по имени. На публике он обычно разговаривал официально, а по имени называл только при личном общении. Такие оплошности, как в это утро, с капитаном случались крайне редко.

— Это все. — Кау поднялся, чтобы распрощаться с обоими свидетелями. — Если хотите, можете перечитать показания. Подпишитесь. Мы дадим знать, когда вы нам понадобитесь.

Марко Камби, Джулио Нашетти и Анджело Гоцци вошли в редакцию, чего им сейчас менее всего хотелось. День предстояло посвятить тому, чтобы поднять переполох среди журналистов «Ла Воче делла либерта». Определенная доза паники была просто необходима. Надвигаются тяжелые времена, и вовлечь в это нужно всех сотрудников. Мужчины и женщины, которые дорожат своей зарплатой и озабочены выплатами кредитов, легче идут на компромисс. А это расширяет возможности участников переговоров.

Для профсоюзного активиста подобные ситуации — сущий ад. Все свои тревоги коллеги сваливают на него, ему приходится раздавать направо и налево обнадеживающие заверения, словно предлагая всем уже прокисшее молоко.

Этот день для Марко грозил быть именно таким. Но по внутреннему телефону ему позвонила секретарша Иллюстри.

— Синьор Камби, на линии супруга вашего брата. Она звонит уже в третий раз. Я не могла вам сообщить об этом во время собрания.

— Спасибо.

Странно, что Клаудия ищет его на работе. От ее тона Марко обдало тревогой.

— Здравствуй, это Клаудия. Извини, что я звоню тебе на работу, но… Лука попал в больницу. Этой ночью его прооперировали.

— Что с ним?

— Они говорят, будто у него был разрыв почки и им пришлось ее удалить.

— Этой ночью? Почему ты меня не предупредила?

— Это произошло в четыре утра. Я не стала искать тебя, потому что он не хотел. Пока его не увезли в больницу, он не знал, что его будут оперировать. Считал это простым недомоганием. Ты же его знаешь.

— Как он сейчас?