Командор войны

— Деньги твои, — пожал плечами таксист и развернул «Московский комсомолец». — Только постарайся успеть до полуночи — я сегодня в дневную смену работаю.

— А ты, оказывается, остроумный.

Кортес выбрался из машины и, щурясь на не по-осеннему яркое солнце, пнул ногой маленькую калитку около ворот:

— Есть кто дома?

Едва наемник шагнул через порог, в его нос ударил резкий запах, сочетающий в себе аромат прокисшего недели три назад мусора, дешевого виски, никогда не стиранных кожаных штанов и чего-то специфического, красношапочного, подцепленного ими еще в Западных Лесах, но до сих пор не вылеченного.

— Кто-нибудь есть? — повторил Кортес, привыкая к царящему в караулке полумраку.

— А кто нужен?

В маленьком помещении находились три воина, судя по татуировкам, двое рядовых и десятник — уйбуй, одетые, по обыкновению Красных Шапок, в черные кожаные штаны, такие же жилеты и красные банданы. Низкорослые, с маленькими черными глазками, тяжелыми надбровными дугами и выступающими вперед нижними челюстями Красные Шапки были похожи на безволосых обезьян-мутантов, которых Кортес как-то видел в военной лаборатории. Только те обезьяны не сидели за грязным столом, на котором полупустая бутылка виски и стаканы соседствовали с только что распечатанной колодой карт. Закуски не было — виски служило Красным Шапкам не выпивкой, а необходимым для нормальной жизнедеятельности продуктом, как инсулин для диабетика.

Над головами охранников, на серой, украшенной подозрительными подтеками стене, висел дурно выполненный фотопортрет Кувалды. Одноглазый фюрер по-отечески улыбался подчиненным и посетителям Южного Форта тонкими, резиновыми губами. Подобные ужимки не были свойственны Красным Шапкам, поэтому гримаса, навязанная пиарщиками главе семьи, выглядела диковато. Особенно вкупе с нацарапанным на стене лозунгом:

«На посту нельзя спать даже одним глазком. Если сомневаешься в себе — вырви лишний глаз, но не подводи товарища. Кувалда Шибзич».

— Так кто тебе нужен, чел? — недружелюбно повторил один из воинов.

— Я — Кортес, — холодно представился наемник и кивнул на портрет, — хочу поговорить с Кувалдой.

— А великий фюрер хочет с тобой разговаривать, чел?

Но уйбуй перебил начинавшего заводиться рядового:

— Кувалда предупреждал, что ты приедешь. — Охранник отставил стакан и нехотя поднялся. — Пойдем, чел.

Внутренний дворик Южного Форта был основательно загажен: помимо трех огромных мусорных контейнеров, которые, судя по всему, наполнялись прямо из окон, все свободное пространство занимали беспорядочно поставленные на прикол джипы и мотоциклы — единственные признаваемые Красными Шапками средства передвижения. Из распахнутых дверей трактира «Средство от перхоти» (как ни странно, его тоже содержали концы) долетали стоны вялотекущей оргии: бравурная музыка, пьяная ругань и звуки ударов. Внутренний дворик тоже украшал портрет вождя, но огромный — не меньше четырех метров в высоту — и без лозунгов. В отличие от изображения в дежурке, Кувалда не улыбался, а пристально смотрел в светлое будущее своей полудикой семьи. Единственный глаз его был задумчив и целеустремлен, а низкий лоб испещрен академическими морщинами. Около портрета на корточках сидел одинокий воин и с завистью прислушивался к воплям из трактира.

— Зачем он здесь? — лениво осведомился Кортес. — Боитесь, что портрет любимого фюрера утащат?

— Он уже не фюрер, темнота ты человская, а великий фюрер, — огрызнулся уйбуй. — А стражу поставили, чтобы около портрета не мочились. Вон там, у помойки мочиться можно, в сортире мочиться можно, а у портрета нельзя.

— Ну-ну.

Еще несколько месяцев назад Кувалда являлся фюрером Шибзичей — самого маленького клана Красных Шапок — ни о каком императорстве, естественно, не помышлял, по крайней мере в открытую, а старательно лавировал между грозными предводителями куда более могущественных кланов: Дуричей и Гниличей, терпеливо дожидаясь, когда они допустят ошибку. И дождался.

Ослепленные посулами Вестника, Красные Шапки рискнули выступить против Великих Домов, что едва не привело к их полному уничтожению, стоило жизни доброй трети воинов и забросило на вершину власти в семье единственного оставшегося в живых фюрера — Кувалду Шибзича. Он сумел удержать своих диких соплеменников от естественной в таких случаях междоусобицы и уже несколько месяцев единолично возглавлял семью. Кортес, который принимал в событиях с Вестником самое живое участие (в частности, именно он пристрелил Саблю, фюрера клана Гниличей), про себя отметил, что за эти несколько месяцев о Красных Шапках никто ничего не слышал — напуганные дикари вели себя очень тихо.