Командор войны

— Ты ошибаешься. — Его губы разошлись в мимолетной ободряющей улыбке. — Ты просто не видишь их.

Богдан склонил голову, и в тонких прорезях шлема на мгновение мелькнули его глаза. Они уже начали краснеть.

— Остановись.

— Поздно.

Командор войны отвернулся от моряны и поднял над головой посох.

— Этот мир уже не тот, что прежде. Это мир будет изменен моей волей. Волей и властью строителя Аркана Желаний.

Богдан замолчал, и Тапира увидела, как стремительно багровеет сложный наконечник посоха. Как между тонкими, причудливо изогнутыми стрелами зарождается ослепительная звезда.

— Двадцать одна печать скрепляет старый мир и отделяет его от Аркана Желаний. Властью своей и волей я приказываю снять двенадцать печатей Большого Круга!

Тапира почувствовала тихую вибрацию. Престол Силы задрожал, а контуры Богдана слегка расплылись. Три факела, до этого мирно освещавшие площадку, заволновались, языки пламени потянулись друг к другу, формируя огненную изгородь вокруг Престола. Распятая в центре площадки Ольга вскрикнула. Рыцарю оставалось сделать еще один маленький шаг, чтобы оказаться в пределах рунического круга, он уже занес ногу, но задержался и тихо, через плечо произнес:

— Что бы ни случилось, помни, ради кого мы пошли на все это.

— Остановись!

— Думай не обо мне.

— Богдан…

Командор войны сделал шаг, и плотная стена огня сомкнулась за его спиной.

— Богдан вошел в круг, — бесстрастно сообщила Яна. Последние несколько минут девушка не отрывалась от оптики.

— У нас шестьдесят секунд! — Голос Сантьяги был спокоен и деловит. — Кортес, где вы находитесь?

— Мы на подходе, — отозвался не менее спокойный наемник. — Двенадцать секунд до преодоления «кольца саламандры».

Яна поймала себя на мысли, что ее широкоплечий друг одинаково спокоен и в своем обычном состоянии, и будучи уменьшен до нескольких микрон. Она улыбнулась и тут же заставила себя сосредоточиться на главном. Богдан с посохом в руке стоял рядом с распластанной на Престоле Силы Ольгой, а поникшая Тапира сидела за пределами огненной изгороди, сомкнувшейся вокруг рунического круга. Яна превосходно видела ставший багровым наконечник посоха и навела винтовку. Таймер, включившийся в левом верхнем углу электронного прицела, показывал, что с момента, когда Богдан вошел в рунический круг, прошло девять секунд.

— Концентрация энергии приближается к максимуму, — сообщил Тамир, глядя на экран ноутбука. — Через четыре секунды командор начнет отсасывать ее из внешних источников.

— Вот удивятся окрестные маги, — проворчал Доминга.

— Что вокруг? — поинтересовался Сантьяга.

— Все чисто.

— Его женщина?

— Она в смущении.

— Подробнее.

Доминга поднес огонек свечи почти к самому носу, и его черные глаза засверкали зловещим антрацитовым пламенем.

— Тапира не знает, что делать. Богдан что-то сказал ей, и она растерянна.

— Она будет мешать наемникам?

— Вероятность этого сорок два процента, — сообщил Тамир, — но она падает. Две минуты назад моряна кинулась бы под пули с вероятностью семьдесят восемь процентов.

— Кортес, вы слышали?

— Разумеется.

— Постарайтесь не убивать Тапиру.

— Я все понимаю, комиссар.

— Капитан, резкий всплеск энергии!

— Где?! — Франц выпрыгнул из кресла и подбежал к операторам. — Где?

— Совсем рядом, на Воробьевых горах!

— Мне нужен портал туда! Немедленно!

— Это невозможно, капитан, — покачал головой оператор, — посмотрите сами.

Экран буквально взбесился. Мощные хаотические потоки магической энергии невообразимо-причудливым образом вращались вокруг Воробьевых гор. Толстые каналы переплетались, скручивались в спирали, но постепенно сливались в один колоссальный поток, устремленный в точку, находящуюся где-то в районе смотровой площадки. Пробивать в этот ад портал — еще один энергетический канал — было бы форменным самоубийством.

— Там такое творится — ни один портал не выдержит. Вас разорвет на куски.

— Первый раз такое вижу, — пробормотал второй оператор, — или у нас все датчики сгорели, или в этой точке энергии больше, чем в Источнике.

Но ему никто не ответил — капитан гвардии стремительно выбежал из зала.

Она не могла говорить, не могла кричать, не могла плакать. Ужас, страх, отчаяние, все ушло, оставив Ольгу в каком-то безразличном, обреченном оцепенении. Она одна, и никто не сможет ей помочь, никто не придет.