Записки безумной оптимистки. Три года спустя: Автобиография

Едва на улице потеплеет, сразу купите капли от блох или специальный ошейник. Если собака или кошка ходят грязными, если у рыбок протухла вода в аквариуме, а у хомяка в клетке настоящий свинарник, то виноват хозяин, и нечего ругать животных. Впрочем, кое у кого дома бардак почище, чем в хлеву у свинок, и не собака причина безобразия, разве она швырнула колготки на стол?

Очень трудно описывать свою жизнь, потому что понимаешь: не обо всем можешь рассказать.

В конце книги мне хотелось бы вспомнить два эпизода, произошедшие совсем недавно.

Пару месяцев назад я подписывала книги в одном из магазинов Москвы. Честно говоря, я очень устаю после таких мероприятий. Перед глазами проходят сотни людей, не все из них настроены благожелательно, кое из кого бьет агрессия, поэтому чаще всего после встреч я без сил валюсь в машину.

В тот раз все шло по накатанным рельсам. Справа от меня, чуть поодаль встал незнакомый мужчина и начал наблюдать за процессом раздачи автографов. Когда очередь иссякла, он подошел, улыбнулся и сказал:

– Привет!

– Привет, – осторожно ответила я.

Иногда в толпе попадаются больные люди. Один раз меня чуть не избил дядечка, которого бросила жена. Он отчего-то посчитал, что в их разводе виновата я, и явился надавать гадкой писательнице оплеух.

– Не узнаешь? – поинтересовался посетитель.

– Простите, нет.

– Евдокимов, – представился незнакомец, – мы с тобой вместе в реанимации лежали, анекдоты травили!

Я ахнула:

– Евдокимов! Вы живы!

– А че мне сделается, – пожал он плечами, – говорил тебе, рак смеха боится!

– Но вы же старик, в реанимации выглядели на все девяносто, а сейчас вам от силы пятьдесят дать можно! – вырвалось у меня.

Евдокимов захохотал.

– Точно, мне полтинник. Впрочем, тебя я тоже за старуху в больнице принял. Выглядела ты волшебно, бабуська лет ста. Я еще подумал, во старушонка юморная попалась. Реанимация никого не красит. Я ведь специально пришел, когда сообразил, что Дарья Донцова – это ты. Жена твои книги читает, прямо фанатеет. Так вот, приехал сообщить, все будет хорошо, нас так просто не убить!

Пару секунд мы смотрели друг на друга, потом бросились обниматься.

Именно после этой встречи я стала подумывать о написании автобиографии. Мне захотелось сказать:

– Дорогие мои, любимые, все, кому поставлен онкологический диагноз, помните: нас так просто не убить! Рак боится смеха и того, кто презирает болезнь!

Потом случилась еще одна замечательная встреча. Я ехала летом в метро, путь лежал до станции «Киевская». Толпа вынесла меня из вагона, и тут, как на грех, у пакета, в котором лежали всякие мелочи, лопнули ручки. Чертыхаясь, я нашла скамейку, поставила на нее мешок, хотела вытащить из сумки новый пакет и услышала:

– Груня!

Читатели и фанаты зовут меня только Дашей, следовательно, очень пожилой мужчина, сидевший на лавочке, был кем-то из старых знакомых.

– Ты теперь известная писательница, – с легким укором сказал он, – каждый день то по телевидению выступаешь, то по радио, то в газетах… Тиражи огромные, почитателей много, небось и гонорары соответственные… Тебе хорошо платят?

– Не жалуюсь, – осторожно ответила я.

– Что же меня забыла? – сердито начал выговаривать старик. – Не позвонила, не спросила: «Дядя Михаил, может, помочь тебе чем?»

И тут я поняла, кто сидит передо мной. Тот самый человек, друг отца, всесильный главный редактор толстого журнала, в свое время спокойно заявивший нищей дочери покойного Аркадия Николаевича:

– В моем издании места нет.

Тот человек, после встречи с которым я поняла, что в жизни не следует ни у кого ничего просить, нельзя ничего бояться и не надо никому верить.

Я молча смотрела на плохо одетого старика, упрекавшего меня в невнимательности. Честно говоря, разговаривать с ним не хотелось, уйти показалось неудобно. Наконец, отругав меня по полной программе, Михаил сел в поезд. Состав, грохоча колесами, исчез в тоннеле.

И тут только до меня дошло: станция «Киевская». Именно здесь я много лет назад, устав от полного безденежья, хотела покончить с собой. Однако странная штука жизнь. Сейчас я стою на этой платформе успешной писательницей, абсолютно счастливой женщиной. Аркашка уже взрослый, я все-таки сумела вырастить мальчика.

Постояв еще пару минут на станции, я поехала совсем в другом направлении, чем собиралась. Вышла на «Спортивной», купила у метро на лотке все свои книги в твердом переплете, дошла до Новодевичьего кладбища, с центральной аллеи свернула за памятник Н.С. Хрущеву, увидела могилу своего папы, положила книги стопкой на черный мрамор цоколя и сказала: