Растерзанное сердце

Энни ощутила огромное облегчение, которое, впрочем, нисколько не умерило ее гнева по отношению к Кевину Темплтону и Келвину Сомсу. Все могло обернуться гораздо хуже. Она взяла Келли за руку и сказала:

— Простите меня. Я не знала. Честное слово, я не знала, что так случится.

Келли ничего не ответила, продолжая глядеть в потолок.

— Вы можете нам рассказать, что произошло? — спросил Бэнкс.

— Разве не ясно? — проговорила Келли. Речь у нее была невнятная из-за обезболивающего, которое ей давали, и из-за рассеченной губы, но слова вполне удавалось разобрать.

— Предпочел бы услышать это от вас, — заметил Бэнкс.

Энни, все еще держа руку Келли в своей, попросила:

— Скажите нам, где он?

— Не знаю, — ответила девушка. — Честно. Последнее, что я помню, — голова у меня словно взорвалась.

— Кто-то ударил вас ножкой от стула, — пояснил Бэнкс. — Это сделал ваш отец?

— Кто ж еще?

— Что же все-таки произошло?

Келли выпила немного воды, которую ей протянула Энни; девушку передернуло, когда пластмассовая соломинка коснулась пореза на губе. Она отставила стакан и безразличным голосом заговорила:

— Он выпил. Не как обычно, не просто пару пинт перед обедом, а по-настоящему, как раньше пил. Виски. Начал за завтраком. Я ему сказала: не надо, а он — ноль внимания, вот и все. Я села в автобус и поехала в Иствейл, по магазинам, а когда вернулась, он все еще пил. Он тогда уже серьезно набрался, я видела. Бутылка была уже почти пустая, лицо у него было красное, и он бормотал что-то себе под нос. Я за него переживала. И боялась. Как только я открыла рот, он как с цепи сорвался. Кричал, кто я такая, чтоб ему указывать. Честно сказать, мне показалось, что он решил, будто я — не я, а моя мать, так он со мной разговаривал. А потом он стал просто опасным, по-настоящему. Сначала только орал на меня, не нападал, ничего такого. Это когда я позвонила в наш местный участок… Как только он меня увидел с телефоном, тут и началось. Он стал как безумный: надавал пощечин, толкал, а потом стал избивать меня, все ломать, крушить мебель. Я ничего не могла, только руки выставила перед лицом, чтобы как-то защититься, вот и все. Как он меня обзывал!.. Не могу повторить. Так же он мать ругал, когда у них случались скандалы.

— Что случилось с вашей матерью? — спросила Энни.

— Умерла в больнице. У нее было что-то не то с внутренностями, не знаю что, докторам не удалось вовремя поставить диагноз. Когда наконец спохватились, уже было поздно. Она так и не проснулась после операции. Папа говорил что-то о неправильной анестезии, я не знаю точно. Мы не докапывались. Он так и не смог это толком пережить.

— И с тех пор у вашего отца развился повышенный собственнический инстинкт?

— Я ему нужна, только чтобы за ним ухаживать, вот и все. Сам-то он о себе заботиться не может. — Келли отпила еще воды и закашлялась, струйка потекла по подбородку. Энни взяла со столика бумажную салфетку и вытерла. — Спасибо, — поблагодарила Келли. — А что теперь будет? Где папа? Что с ним станет?

— Мы пока не знаем, — ответила Энни, взглянув на Бэнкса. — Но мы его найдем. А там посмотрим.

— Я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось, — заявила Келли. — Ну, я знаю, что он плохо поступил и все такое, но я не хочу, чтобы с ним что-то случилось.

Старая история: обиженные защищают обидчика, подумала Энни.

— Посмотрим, — произнесла она. — А сейчас отдыхайте.

*

Вернувшись в управление, Бэнкс зашел в кабинет к суперинтенданту Жервез и рассказал ей о Келли Сомс. Кроме того, он намекнул, что знает о том, что Темплтон наушничает, и предупредил, чтобы она не возлагала особых надежд на точность его информации. Это стоило сделать — хотя бы ради того, чтобы увидеть, какое у нее стало выражение лица.

Затем он попытался на какое-то время выкинуть из головы Келли Сомс и ее проблемы и, перед тем как отправиться в Лидс на встречу с Кеном Блэкстоуном, снова сосредоточиться на расследовании убийства Ника Барбера. Двое констеблей изучили коробки с бумагами Барбера, доставленные из его лондонской квартиры, и пришли к выводу, что там лишь старые статьи, фотографии и деловая переписка и все это не имеет отношения к его путешествию в Йоркшир. Очевидно, всю текущую работу он взял с собой, и она исчезла. Бэнкс нашел по радио виолончельную сонату Брамса и стал заново проглядывать старые номера «Мохо», которые Джон Батлер вручил ему в Лондоне.