Растерзанное сердце

— Что за подружка?

— А, какая-то цыпочка. Я с ней толком не общался.

— У Линды когда-нибудь были близкие отношения с кем-нибудь из группы?

— Нет.

— Бросьте, мистер Мёрчент. Линда Лофтхаус была необыкновенно привлекательная девушка, разве вы не заметили?

— В нашем деле хватает привлекательных девушек. И потом, мне как-то не казалось, что она из тех, кто замутит с рок-музыкантом.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, она была приличная, хорошо воспитанная, да и просто поумнее и поначитаннее, чем большинство ее подружек.

— У нее был ребенок.

— И что же?

— Чтобы забеременеть, надо с кем-то переспать. Она проделала это, когда ей было пятнадцать, и теперь вы меня уверяете после двух встреч с ней, что она была «не из таких»?

— Нутром чую, скажем так. Не знаю. Может, я ошибаюсь. Она казалась милой девчонкой, вот и все. Не испускала тех самых флюидов. Их умеешь чуять, особенно когда работаешь в нашей сфере. Возьмите хотя бы тех трех девчонок, которых вы видели, когда вошли.

— Значит, у Линды ничего не было ни с кем из группы?

— Точно нет.

— А как насчет парней из других групп, которые были на фестивале?

— Возможно, она с кем-то и болтала, но я не видел, чтобы она с кем-нибудь общалась особенно долго.

— А как насчет Рика Хейса?

— Организатора? Ну да, я видел ее с ним. Она говорила, что знает его по Лондону.

— Они были близки?

— Сомневаюсь. Они вели себя друг с другом совсем не так. И еще: не поймите меня неправильно, Рик славный малый, просто у него не клеится по этой части.

Чедвик мысленно отметил это. Те, кому не везет в любви, часто находят интересные пути, чтобы выразить свою неудовлетворенность, и пути эти бывают сопряжены с насилием.

— Вы не знаете, был ли у нее дружок? Она ни о ком не упоминала?

— Не помню… Слушайте, неужели вы догадались, что здесь что-то еще?

— О чем вы?

— Они могли думать, что это не просто убийство.

— «Они»?

— Такая фигура речи. Кто-нибудь…

— Вы меня запутали.

— Вижу. Не знаю… Я подумал… Не все видят мир одинаково.

— Начинаю это понимать.

— Ну… знаете… я хотел сказать, убийство — это же просто слово.

— Смею вас уверить, для меня это нечто большее, «что-то еще».

— Простите. Простите. Не хотел вас обидеть. Но вы — это вы. Я всего лишь хотел вам сказать, что другие люди мыслят иначе.

Чедвику стало неуютно в этих философических дебрях. Отчаянно пытаясь выбраться на более надежную почву, он спросил:

— Вы знаете, где она жила?

Мысли Мёрчента, похоже, витали где-то далеко, наконец, словно очнувшись, он усталым голосом ответил:

— У нее была комната на Пауис-террас. Ноттингхилл-Гейт. Во всяком случае, так она сказала, когда заходила к нам в студию.

— Вы, случайно, не знаете номер дома?

— Нет. Я и улицу-то знаю только потому, что, когда она упомянула Ноттингхилл, я стал ее расспрашивать, потому что это отличный район. Все знают Ноттингхилл, Портобелло-роуд, Пауис-сквер и прочее в том же роде.

Чедвик помнил лондонскую Портобелло-роуд: в войну он как-то побывал там в увольнении.

— Дорогой район?

— Черт возьми, да нет же. По крайней мере, для Лондона. Там сплошь такие дешевые комнатенки — спальня, она же гостиная.

— Вы сказали, что встречались с ней в Лондоне пару раз. Когда был второй?

— В прошлом году, на концерте в Раундхаусе. По-моему, в октябре. Во время одного из туров, которые устраивал Рик Хейс. Она тогда опять попросила Вика провести ее с подружкой за сцену, а он это опять поручил мне.

— Та же подружка, которая была с ней на звукозаписи?

— Да. Извините, но я уже сказал: я с ней не общался. Не помню, как ее зовут.

Чедвик посмотрел вдаль, на долину. Трактор уже исчез. Поднялся ветерок, тени облаков бежали по полю и по светлым пятнам известковых обнажений.

— Не очень-то у вас хорошая память, дружище, — заметил он.

— Слушайте, если вам кажется, что от меня никакой пользы, то простите, — пожал плечами Мёрчент. — Но я говорю правду. Линда никогда не была частью нашего окружения, она не была фанаткой. За последние два года она связывалась с Виком только три раза, просто чтобы попросить о небольших одолжениях. Нам это было нетрудно. Никаких проблем. В конце концов, она была родственница. Но больше ничего не было. Никто из нас с ней не сближался, никто из нас ее хорошо не знал.