76  

Интересно, кто-нибудь из мужиков способен на подобную откровенность? И какого размера мокрое пятно останется от храброго парнишки?

Тяжело вздыхая, я доехал до некогда родного дома и позвонил в домофон. Судя по тому, что никто не спросил: «Кто там?», Ивану Павловичу собираются оказать горячий прием.

Но, как выяснилось чуть позже, мне и в голову не могло прийти, что ждет несчастного господина Подушкина.

Дверь открыла… Кока. Увидав ее худую, облаченную в твидовый костюм фигуру, я безмерно удивился:

– Что случилось?

Кока прищурилась, но ничего не ответила. Я начал расстегивать дубленку, чувствуя, как меня охватывает тревога. Сейчас десять утра, заклятая маменькина подружка никогда не вылезает из кровати раньше двух часов дня, что в общем-то понятно – Кока отчаянная тусовщица и, несмотря на свой преклонный возраст, обожает веселиться до того момента, когда на улицы города выезжают первые трамваи.

– Так что стряслось? – попытался я еще раз прояснить ситуацию.

По-прежнему молча Кока жестом древнегреческой богини указала на плотно закрытую дверь гостиной, я толкнул створку, ступил на темно-красный ковер, тканный руками трудолюбивых женщин Востока, и попятился. Картина, развернувшаяся перед глазами, выглядела воистину впечатляюще.

Глава 23

У окна в глубоком кресле сидела одетая в пронзительно-розовый костюм маменька. Шею Николетты украшало бриллиантовое колье, купленное моим отцом еще при советской власти. Руки, отягощенные перстнями и золотыми браслетами, Николетта сложила на том месте, где у нормальных женщин бывает живот, голова с безупречной укладкой задрана вверх, в ушах покачиваются крупные серьги, губы маменьки сжаты в нитку, в глазах полыхает огонь. Именно так, наверное, выглядел индейский вождь, ступавший на тропу войны: боевая раскраска, самые красивые перья с амулетами и огромное желание растоптать врага.

Мое сердце екнуло, я переместил взгляд на диван и чуть не перекрестился. Чур меня, чур, Николетта сыграла полный сбор.

На кожаных подушках, словно вороны на проводах, восседали Зюка, Люка, Мака и Мисюсь, все в черном, при бриллиантах, изумрудах, сапфирах, рубинах и жемчугах. В воздухе витал удушливый запах французской парфюмерии.

Я невольно сделал глубокий вдох и ощутил в «букете» дамских запахов явную нотку можжевельника – откуда-то веяло дорогим мужским одеколоном. Стараясь не поворачивать головы, я, елико возможно, скосил глаза вправо и окончательно испугался. В самом дальнем углу гостиной, около колченогого комодика, который Николетта выдает за свою фамильную мебель, притаился не кто иной, как Пусик. Милейший старичок выглядит добрым дедушкой, но я-то знаю ему цену. Значит, тут сейчас произойдет нечто экстраординарное, если все участники шабаша покинули уютные постельки и явились к маменьке в столь ранний, абсолютно невозможный для визитов час.

– Садись, Вава, – голосом глашатая протрубила Кока и пальцем с кроваво-красным ногтем указала на круглую табуретку у пианино.

Я, пытаясь сохранить душевное равновесие, умостился на неудобном, жестком сиденье.

– А теперь, – все так же мрачно-торжественно заявила Кока, – изволь объясниться!

– Простите, господа, – улыбнулся я, – не совсем понимаю, что я обязан объяснять?

Николетта подняла к глазам кружевной платочек, а Люка закричала:

– Негодяй, ты убиваешь мать!

– Думаешь, ее некому защитить? – воскликнула Мисюсь. – Вовсе нет, она имеет друзей!

– Мы все, как один, встанем грудью за Нико, – запальчиво заявила Мака.

– Девочки, – ожил Пусик, – спокойно! Вава, ты ждешь ребенка?

– Нет, – быстро ответил я, – это невозможно!

Дамы переглянулись.

– Но Нико рассказала нам о безобразной девке, ворвавшейся сюда с сообщением о беременности, – продолжил Пусик, – зачем ты лжешь?

– И не думал врать! Я ребенка не могу ждать по физиологическим причинам, беременна Вера.

Пусик побагровел.

– Он еще издевается!

– Вовсе нет, – попытался отбиться я, – вы спросили: «Вава, ты ждешь ребенка?» Естественно, я отверг сие идиотское предположение. Мужчина не способен забеременеть, во всяком случае, пока, может, в скором времени наука и решит эту задачу, но…

– Замолчи, – резко оборвала меня Кока, – хватит умничать! Слушай! У Нико будет ребенок! Младенец! Мальчик!

От неожиданности я икнул. Впрочем, подобная реакция простительна, да и кто бы из вас не удивился, услыхав животрепещущую новость. На секунду я потерял способность воспринимать чужую речь. Николетта беременна?! Но это, простите, никак невозможно! Конечно, маменька выглядит изумительно и нагло представляется тридцатилетней, но ей уже давно не сорок и не пятьдесят, а, увы, намного больше лет, и потом, кто отец?

  76  
×
×