44  

– Ты, наверно, не помнишь, когда получал предыдущие письма?

– К чему ты клонишь, Джилл? – Он поднял голову и увидел вдруг, что на него пристально смотрит профессиональный полицейский. – О господи, Джилл! Это дело уже у всех в печенках сидит. Нам всем начинают мерещиться привидения.

– Мне просто интересно, только и всего. – Она перечитывала письмо. Судя по выбору слов и стилю, его писал вовсе не сумасшедший. Именно это ее и беспокоило. Ребус же, поразмыслив, пришел к выводу, что письма, кажется, и вправду приходили примерно тогда же, когда совершалось очередное похищение. Как он мог все это время не замечать столь очевидной взаимосвязи? Какая непростительная слепота! Полтора месяца ходил с шорами на глазах, будто ломовая лошадь. Однако не исключено, что все это лишь чудовищное совпадение.

– Это просто случайное совпадение, Джилл.

– Так скажи, когда пришли остальные письма.

– Не помню.

Джилл наклонилась к нему. За очками ее глаза казались огромными.

– Ты от меня что-то скрываешь? – спокойно спросила она.

– Нет!

Все обитатели палаты обернулись на его крик, и он почувствовал, что краснеет.

– Нет, – прошептал он, – я ничего не скрываю. По крайней мере…

Да ему и в голову такое не приходило. Он все валил на годы работы в полиции: он столько произвел арестов, столько написал протоколов, что, уж конечно, нажил множество врагов. Но ни один из них наверняка не стал бы его так мучить. Наверняка.

С помощью ручки, бумаги и умственного напряжения Ребус и Джилл уточнили все обстоятельства получения писем: даты, содержание, способы доставки. Джилл, сняв очки, потерла переносицу и вздохнула:

– Вряд ли это случайное совпадение, Джон.

В глубине души он знал, что она права. Знал, что все это неспроста, что случайностей не бывает.

– Джилл, – проговорил он решительно, натянув одеяло до подбородка. – Я должен отсюда выбраться.


В машине она продолжала донимать его вопросами. Кто бы это мог быть? Какая тут связь? Почему?

– В чем дело?! – Он опять сорвался на крик. – Я что теперь, подозреваемый?

Она всматривалась в его глаза, пытаясь постичь их тайну, пытаясь доискаться до правды, которую они скрывали. О, она была сыщиком до мозга костей, а хороший сыщик никому не верит. Она уставилась на него, как на провинившегося школьника: вот получит нагоняй, так выболтает все свои все секреты, сознается во всех грехах. Сознается.

Джилл понимала, что ее подозрения совершенно необоснованны. И все же глаза у него горят неспроста. За время полицейской службы ей приходилось сталкиваться и с более тягостными и странными неожиданностями. Действительность вообще удивительнее любого вымысла, да и абсолютно невинных людей не бывает. Недаром же все люди – все до одного – так виновато смотрят на допросах. Каждому человеку есть что скрывать. Правда, по большей части это пустячные грешки давно ушедших лет. Чтобы докопаться до подобных преступлений, понадобилась бы «полиция мысли». Но если Джон… Если Джон Ребус окажется замешан в этом деле, тогда… Нелепо даже думать об этом.

– Разумеется, ты не подозреваемый, Джон, – сказала она. – Но история с письмами может оказаться очень важной, согласен?

– Пускай решает Андерсон, – отрезал он и замолчал, весь дрожа.

И тут Джилл вдруг подумала: а что, если он сам посылает себе эти письма?

18

У него заболели руки и, опустив глаза, он увидел, что девочка перестала сопротивляться. Нежданно настал тот момент, тот дивный момент, когда уже нет смысла жить дальше, когда душе и телу остается лишь смириться с тем, что все кончено. Чудесное мгновение покоя, самое блаженное мгновение жизни. Много лет тому назад он пытался покончить с собой и успел насладиться этим мгновением. Но его спасли, а потом лечили в госпитале и в клинике. Ему вернули волю к жизни, и теперь он воздавал им за это, воздавал им всем. Он сознавал, какая ирония кроется в этих превратностях судьбы, и посмеивался, срывая липкую ленту с губ Элен Аббот, разрезая маленькими ножницами веревку, которой она была связана. Достав из брючного кармана небольшой, удобный в обращении фотоаппарат, он сделал еще один моментальный снимок девочки, своего рода memento mori. Если его когда-нибудь поймают, шкуру с него, конечно, все равно спустят, но обвинить в убийствах на сексуальной почве не смогут. Секс здесь совсем ни при чем; эти девочки – просто фигурки в игре, проходные пешки; они были обречены на гибель еще при крещении. Его интересует только одна из них, следующая – и последняя; и, если удастся, сегодня он ею займется. Он снова фыркнул от смеха. Эта игра лучше, чем крестики-нолики. И ее он тоже выиграет.

  44  
×
×