Крестики-нолики

Лицо Рива судорожно подергивалось. Руки, лежащие на столе, дрожали, и Ребус почувствовал исходящий от него едкий запах пота. Речь Рива замедлялась, как будто его постепенно одолевал сон, однако Ребус знал, что с каждым словом тот становится все опаснее, – знал, но не мог заставить себя пошевелиться, пока еще не мог.

– Ты чертовски долго дожидался своего часа, Гордон.

– Я ждал не напрасно. – Рив потер щеку.- Иногда мне казалось, что я помру раньше, чем доберусь до тебя, но на самом-то деле я всегда знал, что доживу. – Он улыбнулся. – Идем, Джон, я хочу тебе кое-что показать.

– Сэмми?

– Не будь таким тупицей, черт подери! – Улыбка Рива исчезла, но лишь на мгновение. – Неужели ты думаешь, что я стал бы держать ее здесь? Нет, у меня есть кое-что другое. Тебе будет интересно. Идем.

Он повел Ребуса за перегородку. Ребус, трепеща от ненависти, разглядывал спину Рива, мускулистую, заплывшую жирком праздной жизни. Библиотекарь. Детский библиотекарь. И пресловутый эдинбургский серийный убийца.

За перегородкой стояло множество стеллажей с книгами, кое-где сваленными на полки как попало, кое-где расставленными аккуратно, корешок к корешку.

– Все эти книги еще предстоит снова расставить,- сказал Рив, по-хозяйски обведя вокруг рукой. – Это ведь благодаря тебе я стал интересоваться книгами – помнишь?

– Да, я рассказывал тебе сюжеты. – Ребус почему-то задумался о Майкле. Это он сумел вытащить из глубин подсознания Джона. Иначе убийцу Рива никогда не нашли бы, даже вряд ли стали бы подозревать. А теперь его посадят в тюрьму. Бедный Мики.

– Куда же я ее задевал? Я уверен, что она где-то здесь. Все хотел показать ее тебе, если ты когда-нибудь меня найдешь. Видит бог, на это тебе понадобилось много времени. Туго соображаешь, да, Джон?

Сейчас почти не верилось, что этот человек безумен, что он играючи убил четырех девочек, а пятая у него в руках.

Почти… почти не верилось.

– Да, – сказал Ребус, – я туго соображаю.

Он весь напрягся. Казалось, даже воздух вокруг него вибрирует. Что-то вот-вот случится. Он это чувствовал. А чтобы это предотвратить, ему надо всего лишь ударить Рива кулаком по почкам, рубануть сзади по шее, лишить его возможности двигаться и вытащить из хранилища.

Почему же он этого не сделал? Он и сам не знал. Он знал лишь, что ему бесполезно пытаться сделать ход: сегодняшний день был предопределен много лет назад. Игру начал Рив. Это ставило Ребуса в безнадежное положение. Но он не мог не доиграть эту партию. Он должен был позволить Риву рыться на полках, позволить ему найти то, что тот искал.

– А, вот она! Это книга, которую я читаю…

Однако, смекнул Ребус, если Рив эту книгу читает, почему же она так надежно спрятана?

– «Преступление и наказание». Ты рассказывал мне сюжет, помнишь?

– Да, помню. Причем рассказывал не один раз.

– Верно, Джон, не один.

Это было солидное издание в кожаном переплете, довольно старое. Книга совсем не походила на библиотечную. Рив взял ее в руки благоговейно, как берут деньги или бриллианты, как прикасаются к редкостным сокровищам.

– Здесь есть одна иллюстрация, которую я хочу тебе показать, Джон. Помнишь, что я говорил насчет старины Раскольникова?

– Ты сказал, что ему надо было всех перестрелять…

Ребус на мгновение опоздал уловить скрытый смысл, не успел истолковать эту подсказку, как и многие другие подсказки Рива. Глаза Гордона Рива угрожающе блеснули, он стремительно откинул обложку и выхватил из прорезанного внутри углубления маленький короткоствольный револьвер. Пока оружие поднималось на уровень его груди, Ребус ринулся вперед и ударил Рива головой в лицо. Он действовал не рассуждая, повинуясь почти животному инстинкту выживания. Из сломанного носа Рива хлынули кровь и слизь, и он разинул рот от изумления и боли. Ребус оттолкнул в сторону руку Гордона, державшую револьвер. И тут Рив закричал – это был крик из прошлого, из многочисленных кошмаров наяву. Этот крик вывел Ребуса из равновесия – он вновь перенесся в миг своего предательства. Он увидел охранников, открытую дверь и себя, отвернувшегося от кричащего человека, угодившего в ловушку. Потом картина, возникшая у него перед глазами, начала расплываться и вдруг взорвалась оглушительным выстрелом.

От мягкого удара плечо поначалу онемело, а затем по всему телу Ребуса расплылась обжигающая боль. Он прижал к плечу руку и почувствовал, как сквозь подкладку пиджака, сквозь тонкую материю сочится кровь. Боже милостивый, вот, значит, как чувствует себя человек, в которого попала пуля! Ребуса затошнило, он почти потерял сознание, но его поддержал могучий прилив силы, рожденной в глубине души, – силы слепящей ярости. Тратить эту силу понапрасну он не собирался. Он увидел, как Рив вытирает перепачканное лицо, пытаясь сдержать слезы, увидел, что он по-прежнему держит дрожащими пальцами револьвер. Ребус здоровой рукой сорвал с полки тяжеленный том и вышиб у Рива оружие. Револьвер завалился глубоко в груду книг.