– Вы спрашивали у швейцара? Может, кто-то входил на секунду?
– Господин Подушкин, – вяло оборвал меня Владислав, – вы секретарь общества «Милосердие»?
– Именно так.
– Вот и оказывайте помощь нуждающимся, а мы без вас разберемся!
Я спасовал, пошел к выходу, увидел у входа пожилого мужчину, судя по выправке – бывшего военного, и поинтересовался у него.
– Тело увезли?
– Вот ужас, – поежился швейцар, – все мы под богом ходим! Раз – и нету!
– Где труп?
– Его в машину погрузили.
– А вещи?
– Какие?
– Сумочка, мобильный…
– Не знаю, мне ничего не передавали.
– Скажите, милейший, сюда кто-нибудь заходил?
Пенсионер потер затылок.
– Давление, похоже, подскочило, – пожаловался он, – башка прям раскалывается. Нет, никого, кроме вас и двух мальчишек, не было. У нас в основном по вечерам собираются. Тверская за углом, самый центр, москвичи тут редкие гости, да и работают они, а приезжим дорого. Вот на стекле меню висит, глянут на цены – и бежать.
Он еще раз пощупал покрытый редкими волосами череп и понизил голос:
– Наш директор – идиот, поэтому мы и терпим убыток. Рядом два пафосных места, туда богатые прут, сюда им западло, а нормальному человеку чашечка кофе за десять долларов не по карману. За счет вечеринок выживаем, но, думаю, скоро медным тазом накроемся.
Я вынул из портмоне хрустящую купюру и протянул швейцару.
– Спасибо, вы мне очень помогли.
Пенсионер сделал быстрое движение пальцами, ассигнация испарилась, словно муха, проглоченная ловкой лягушкой.
– Заходите еще, – заулыбался он, – всегда рады.
Глава 8
Не успел я сесть в машину, как мой мобильный начал отчаянно трезвонить, на дисплее высветился телефон Николетты. Болтовня с маменькой не входила в мои планы, но не ответить нельзя, Николетта настырна, если она хочет пообщаться с сыном, то нет на свете ничего, способного загасить ее порыв.
– Алло, – сказал я и отодвинул трубку от уха.
– Вава, – завизжало из мобильника, – Вава, ты заболел?
Я вздохнул, маменька мастер задавать идиотские вопросы, бесполезно удивляться или возмущаться, надо дать конкретный ответ, тогда есть надежда, что тупой разговор быстро иссякнет.
– Нет, я абсолютно здоров, – заверил я.
– Не сломалась ли у тебя новая машинка? – с нежностью спросила Николетта.
Легкая тревога змеей вползла в мое сердце. Ох, не к добру маменька столь заботлива!
– Вава! Отвечай, – рявкнула она.
– Автомобиль прекрасно бегает!
– Ты в приличном виде?
– Извини, я не понял.
– Ты не пьян?
– Николетта, когда ты видела меня подшофе?
– Помнишь, как ты пришел с вечеринки и упал в коридоре? – гневно оборвала меня маменька.
Я предпочел промолчать. Действительно, был такой случай со мной, тогда еще Ванюшей. Мне было четырнадцать лет, а кто-то из одноклассников (в отличие от маменьки, я не обладаю памятью слона и не назову фамилию искусителя) принес в класс бутылку дешевого портвейна под названием «Три семерки». Мы, ощущая себя взрослыми, «скушали» пойло и потеряли чувство реальности. Портвейна каждому досталось по чуть-чуть, но качество его было столь ужасным, что выпивка мигом сбила юнцов с ног. Но это был единственный раз, когда я предстал перед очами маменьки в непарламентском виде.
– Другие дети радовали родителей, – плаксиво продолжала Николетта, – а я вынуждена была всегда интересоваться твоим состоянием. Ладно, я несла этот крест и потащу его дальше. Приезжай.
– Куда? – напрягся я.
– Ко мне!
– Но…
– Вава, – зашипела маменька, – не смей отказывать! Я специально выяснила: машина работает, ты не болен и, вот уж радость, не пьян. Немедленно сюда! К шести вечера!
Я глянул на часы.
– Хорошо.
– В костюме.
– Есть!
– С хорошим настроением!
– Непременно.
– И с подарком!
– Обязательно! Что ты хочешь? Букет роз или коробку конфет? – безнадежно осведомился я.
– Вава, – торжественно заявила маменька, – ты пентюх! Настоящий мужчина никогда не поставит подобным образом вопрос. Фу! Букет или конфеты! Вот она, тяжелая материнская доля! Как ни старайся, сколько ни воспитывай в ребенке хорошие манеры, все напрасно. Увы, ты просто вылитый отец, никакого благородства!
Я откинулся на спинку водительского кресла, включил громкою связь и вытащил сигареты. Можно спокойно покурить, Николетта оседлала своего любимого конька, она не остановится, пока не припомнит все промахи сына.