Тушканчик в бигудях

– Понятия не имею.

– Может, знаете, где он работает?

– Увы, мне известно лишь, что Павел Николаевич врач, похоже, по женской линии.

– Отчего у вас возникла такая уверенность?

Эстер Львовна улыбнулась:

– Проказник он. После того, как квартира освободилась, сюда женщины звонить начали, Павла спрашивать. Одна по отчеству его величала, другая просто по имени, третья по фамилии. Я, естественно, всем отвечала: «Он уехал».

Стоило Эстер Львовне объяснить, что Бурцев покинул съемную квартиру, как начинали доноситься крики:

– Не может быть? Куда? Почему?

Очень скоро Эстер Львовна сообразила: милый Павел ловелас, юбочник, неуправляемый бабник. Профессор не осудила Бурцева, молодой, свободный мужчина волен вести себя, как ему заблагорассудится. Ей было жаль глупых женщин, двое из которых даже явились к ней лично. Одна, совсем молоденькая, с круглым детским личиком, услыхав от Эстер Львовны про отъезд Павла, заплакала и все повторяла:

– Ну посмотрите в комнате, вдруг он для Веты письмо оставил! Не может быть, чтобы ничего не было. Неправда!

Другая, сильно размалеванная, в невероятном наряде, тоже не хотела уходить.

– Вы понимаете, с кем имеете дело, – топала она ногами, наступая на Эстер Львовну, – я лучшая актриса современности, звезда… Дайте номер его мобильного, адрес, живо.

Выслушав рассказ пожилой дамы, я только горестно вздохнул:

– Вот беда, я очень надеялся найти хоть какой-то след Павла.

Эстер Львовна засмеялась:

– Ну вам, милый Ванечка, сыну Павла Подушкина, я помогу с радостью.

– Каким образом? Ведь вы не знаете его новый адрес.

– Зато имею данные его старой прописки, – усмехнулась профессор. – Павел Николаевич, когда мы документы в агентстве оформляли, естественно, паспорт показал, его адрес, ну тот, где он с женой жил, в договоре указан. Павел очень просил меня никому его не сообщать, не хотел, чтобы кто-нибудь его бывшую супругу тревожил. Уезжая, он предупредил меня, что среди его пациенток есть много психически неадекватных женщин, которые, влюбившись в доктора, способны на глупые поступки. Я знаю, что такое случается, впрочем, мне думается, Павел Николаевич и сам был не промах, но не о нем речь. Я никому адреса не разгласила, а вам дам с огромной радостью.

Глава 24

Павел Николаевич Бурцев оказался прописан в доме, мимо которого я в свое время неоднократно ходил. Рядом с ним в здании, похожем на гигантский корабль, одно время жил Гриша. Когда-то его папенька имел здесь комнату в коммунальной квартире. Родители Гриши жили в просторных хоромах, а десятиметровая комнатенка стояла пустой. Когда Гришка стал студентом, отец вручил сыну ключи и сказал:

– Небось охота одному пожить, без нравоучений?

Кто бы отказался, будучи первокурсником, получить собственное жилье, особенно в те, советские годы? Естественно, Гришка моментально смылся из обширных, но совместных с родителями апартаментов в крохотную, зато собственную кубатуру. И началось! Гулял он до полной отключки до тех пор, пока две древние бабки, проживавшие в соседних комнатах, не позвонили его отцу и не устроили вселенский скандал. Папенька мигом вернул Григория назад, и его веселое житье прекратилось. Но до сих пор иногда, уже давно обитая в одиночестве, Гришка вспоминает те денечки и вздыхает:

– Эх, хорошо было, жаль только, недолго! Вот карги, спали себе целыми днями, ну почему возмущаться начали?

Добравшись до огромного здания, я медленно пошел вдоль фасада. Надо же, я совсем забыл, в каком подъезде обитал Гришка. Вон в том, угловом? Нет, вроде дверь была ближе к середине здания. Одно знаю точно: я входил к Грише с проспекта. А дом, где проживал Павел, расположен рядом, и он невероятно огромный, квартира Бурцева имеет номер две тысячи два, строили домину еще при Сталине, а в те годы любили гигантский размах, если здание, так уж размером с провинциальный город.

У некоторых людей самые яркие воспоминания вызывает запах, вдохнешь случайно аромат давно забытых вещей, и память начинает услужливо подсовывать картины. Я принадлежу к породе таких «нюхачей». Не успел войти в подъезд, как голова слегка закружилась, тут в воздухе витала смесь запахов, очень хорошо мне знакомых. Вмиг в мозгу возникла такая сцена. Я звоню в дверь, она распахивается, из щели высовывается Гришка.

– Чего тут прыгаешь? – шипит он.

– Мы же в кино собрались, – удивленно отвечаю я, – в Дом литераторов, отец билеты достал, на французский фильм.