Но сейчас все навыки стремительно покинули меня. Я отступил назад, споткнулся о ковер и чуть не упал.
– Что с ней? – абсолютно спокойным голосом поинтересовался Кузьминский.
– У Анны в шее ножницы, – пробормотал я и поднял глаза на портрет Глафиры.
И едва сдержал крик. На картине сияло пятно, отчего-то синее. Сергей Петрович сделал шаг вперед, покачнулся, вытянул одну руку, вторую приложил к затылку и медленно сделал второй шаг. Я стоял, окаменев, словно жена Лота, молча наблюдая за происходящим и не имея никакой возможности пошевелиться. Ноги стали словно каменные, тело налилось свинцом.
Кузьминский, шатаясь, прошел по кабинету пару метров, потом, коротко всхлипнув, широко открыл глаза и осторожно, словно нехотя, сполз на ковер. Меня отпустил столбняк, и я кинулся к Сергею Петровичу. Он лежал на спине, изо рта стекала струйка слюны. Я совсем растерялся – не знал, что делать, но тут неожиданно из холла донесся веселый голос Беллы:
– А почему у нас окно в гостиной разбито? Эй, папа, ты где? Мы приехали!
Я выбежал в коридор, плотно закрыл дверь и схватил телефон. Сначала следует позвонить в «Скорую». Анне уже не помочь, а Сергей Петрович еще жив и нуждается в помощи.
Проводить ночь без сна стало моим хобби. Сначала в дом приехал доктор. Предварительный диагноз не утешал – инсульт. Кузьминского со всеми предосторожностями поместили на носилки и увезли. Затем явилась милиция. Белле и Кларе врач вкатил по успокоительному уколу, и одурманенные девочки крепко спали в мансарде на огромной кровати Беллочки. Я же, наглотавшись валокордина, тупо отвечал на вопросы Макса, радуясь, что рядом ближайший друг, а не посторонний мент.
– Значит, дом был закрыт? – вопрошал Воронов.
– Да.
– Все двери? На ключ?
– Да. Поэтому Кузьминский разбил стекло.
– Зачем? Разве он не мог отпереть замок снаружи?
– Мог, – бормотал я, – конечно, мог.
– И почему разбил окно?
– Анна закрылась изнутри на крючки.
Макс взъерошил и без того лохматые волосы.
– Когда вы вошли, в доме никого не было?
– Не знаю, я сразу отправился к себе в спальню, но думаю, что нет.
– Почему? Вдруг убийца прятался в комнатах или кладовках? Тут же до черта укромных уголков.
Внезапно ко мне вернулась способность мыслить логически.
– Понимаешь, участок Сергея Петровича обнесен кирпичным забором, по верху которого натянута колючая проволока. Через нее пропущен ток.
Макс поднял брови.
– Вот оно как!
– А через равные промежутки по периметру забора встроены видеокамеры, транслирующие изображение на пульт охраны. Охранники великолепно знают всех живущих в поселке, посторонних они ни за что не пропустят.
– Слышь, Максим, – сунулся в столовую незнакомый мне мужик, – глянь, записка!
Приятель молча уставился на смятый клочок бумаги.
– Ну-ну, – пробормотал он наконец.
– Что там, – занервничал я, – что?
– «Я приняла это решение сама», – озвучил текст Воронов, – и подпись: «Анна».
– Самоубийство, – выдохнул я, – так я и думал.
– Да? – скривился Макс. – Позволь узнать ход твоих мыслей.
– Даже если предположить, что ее убили, – ответил я, – хотя, честно говоря, я не понимаю мотива. Анна была бедной…
– Живя в таком доме? – ухмыльнулся Макс. – Нищенка в бриллиантовом ожерелье!
– Именно так! Анна была у Кузьминского в приживалках, личных средств она не имела, никакого корыстного расчета у убийцы быть не могло.
– Любовник? – отрывисто поинтересовался Макс. – Иногда бабы надоедают мужикам, и те принимают экстремальные решения.
– Не знаю, – растерялся я, – она не походила на женщину, менявшую мужчин. Казалась влюбленной в своего мужа, постоянно говорила о его гениальности… Но даже если и предположить, что у Анны имелся еще один мужик, то каким образом он отсюда удрал? Нет, она покончила с собой. Заперла двери, опустила крючки, и все!
– Зачем нарисовала пятно на портрете? Почему синее?
– Думаю, это не она.
– А кто?
– Понятия не имею, – в сердцах воскликнул я, – тот, кто бродил по дому в платье Глафиры. И правда – отчего оно синее?
– Просто натуральная чертовщина, – протянул Макс.
Глава 21
Разрешите мне не описывать здесь свой визит к паспортистке! Ей-богу, после треволнений вчерашнего дня и полубессонной ночи у меня просто нет на это сил. Сжимая в руке справку, добытую ценой почти нечеловеческих усилий, я порулил к Норе.