— Ладу сгубил рак! — потерял самообладание Петр Александрович.
Кока сморщилась:
— Ну да, ясно! Ваня, забирай бедную девочку, и уходите. Естественно, ребенок сказал правду, смотрите — она вся красная от стыда!
Миранда упорно смотрела в пол.
— Сначала уйду я, — сердито заявил профессор.
— Не смею задерживать, — ледяным тоном отчеканила Николетта, — вам отказано от дома.
— Ко мне тоже более прошу не являться, — отрезала Кока, — мне педофилы в гостиной не нужны!
Петр Александрович, бледный, вылетел в коридор.
— Сейчас этот пакостник оденется, и ты спокойно уедешь, — маменька погладила девочку по голове.
— Спасибо, тетя Николетта, — прошептала Миранда, сохранявшая огненно-красный цвет лица.
Мне стало жаль ребенка, в душе бушевала злоба: ну, профессор!
— Это безобразие, — заорал из прихожей Петр Александрович, — кот уделал все мое пальто!
— Так вам и надо, — мигом ответила Кока, — животные всегда чуют подлецов.
Спустя десять минут мы плавно двигались в не слишком плотном потоке машин. Василий вел себя очень смирно, забившись в самый дальний угол заднего сиденья.
— Надеюсь, он не описает подушки, — вздохнул я.
Миранда обернулась:
— Нет, небось все на пальто профессора истратил.
— Ты извини, детка, но я и предположить не мог, что Петр Александрович выкинет подобный фортель.
— Ерунда.
— Представляю, как тебе неприятно.
— Успокойся, Ваня, он ко мне не приставал.
От неожиданности я выпустил руль.
— Ты наврала! Зачем?
— Отомстила, — начала было Миранда и закричала: — Ваня, тормози!
Я машинально повиновался, но поздно: «Жигули» плавно въехали в джип.
— Ты, козел! — загремел, вылезая, шофер, здоровенный бугай в кожаной куртке. — Фару разбил, бампер помял, ну ты попал на две штуки баксов.
Я, как мог, попытался успокоить мужика:
— Естественно, я все уплачу.
Сотрудников ГИБДД пришлось прождать больше часа. Наконец появились двое парней в форме и стали составлять протокол. Сначала опросили бугая, потом обратились ко мне, но тут Миранда, вновь пунцовая, заявила:
— Дядя милиционер, тот шофер врет, он ехал задом и сам в нас попал.
Бугай разинул рот.
— Да? — удивился патрульный. — А почему же твой папа с ним соглашается?
Миранда ухватила меня за руку:
— Папочка испугался, тот дядечка пообещал его убить.
— И не стыдно вам? — налетел сержант на водителя джипа.
— Да ты че, командир? — ответил тот. — Девка пургу гонит, без понтов говорю, этот фраер в меня сам впендюрился.
— Ребенок не врет, — покачал головой второй милиционер, — вон, вся красная. Так как?
— Если ко мне претензий нет, то я поеду, — быстро сказал я, вталкивая слабо сопротивляющуюся девочку в машину.
Шофер джипа крякнул и сказал Миранде:
— Далеко пойдешь! Еще встретимся! Уши тогда оборву.
Девочка молча шмыгнула в салон, я отъехал на соседнюю улицу, припарковался и налетел на ребенка:
— Почему соврала инспектору?
— А зачем тот шофер тебя козлом обозвал? — парировала Миранда. — За козла отвечать надо. Мне не нравится, когда тебя обижают!
— Я сам способен разобраться.
— А вот и нет.
— По какой причине ты оболгала профессора?
— Гнида! — поморщилась Миранда. — Сижу я, значит, на диване, изображаю придурка, а к этому Петру Александровичу подкатывает тетка расфуфыренная, в бежевом платье, ну та, которую Василий поцарапал…
— Жоржетта Миловидова, дальше!
— Села около этого хмыря и загундосила: «Ну, сегодня у Николетты скучно. Отчего она не позовет побольше мужчин?» А профессор отвечает: «Хочет сына женить, надеется, что ее великовозрастный оболтус наконец найдет пару, вот и стягивает сюда молодых женщин, а юноши ей не нужны. Слишком ее сынок инфантильный, разбалованный, будет на чужом фоне бледно выглядеть. Впрочем, он всегда на дурака похож».
— Ну и что?
— Он обидел тебя!!!
— Миранда, это светская вечеринка, у людей всегда яд с языка капает.
— Он обидел тебя, а я отомстила.
Не найдясь, что ответить, я поехал домой, но потом все же спросил:
— Как же тебе удается столь естественно краснеть?
— Я всегда бордовой делаюсь, когда смешно, а смеяться нельзя, — сонно пояснила Миранда. — Имей в виду: враги моих друзей — мои враги.
Глава 15
К Елистратовой я попал на следующий день, часам к пяти вечера. Едва она распахнула дверь, как стало понятно, ее следует звать Наташенькой, Наточкой, Натой, но только не величать по отчеству, потому что ей, очевидно, едва исполнилось двадцать.