100  

По дороге Марти потеряла туфли и берет. Мы двигались перпендикулярно стене, пока не наткнулись на мощеную дорожку, которая вела к освещенной улице. Нам все-таки везло. Пока мы искали мою машину, вокруг не появилось ни души. На холодном ветру мои шрамы и царапины разболелись. Я пытался унять дрожь и стук зубов. Марти вытащила из сумочки расческу и стала приводить в порядок волосы.

– Могу спрятать тебя в Манчестере, – предложил я.

– Нет. Высадишь меня на ближайшей стоянке такси, – категорично заявила Марти.

– Куда поедешь?

– Думаю, – жестким голосом ответила она. – Если понадобится встреча, пришлю весточку в винный бар.

37

Я мчался по шоссе Лондон – Манчестер. Печка работала на всю мощность, но согреться не удавалось. Ясно, что возмущаться поведением Марти бесполезно, но, как говорится, сердцу не прикажешь. Расставаясь со мной на стоянке такси, она даже не попрощалась.

Сам не знаю, что бы мне хотелось от нее услышать. Похоже, она устроила мне проверку: «Любишь меня – люби мои чемоданы», а я дал ясно понять, что чемоданы не люблю. Но неужели человек, который боится за собственную жизнь, станет цепляться за чемоданы с тряпками? Я пытался найти оправдания поведению Марти, но все они были неубедительны. На сердце кошками заскребли подозрения.

Может, все-таки я сам во всём виноват? Я поехал в Лондон за информацией, и она, поняв это, обиделась, что я примчался не ради нее самой. Но тут взбунтовалось мое тщеславие.

Сомнения и сожаления мучили меня до тех пор, пока природа не напомнила о себе с новой силой. Сверху ливануло так, что я вынужден был собраться и сосредоточиться на дороге. Лондон остался далеко позади. Уснуть за рулем мне не грозило: мокрая одежда и разбитые конечности создавали слишком большой дискомфорт. Колеса свистели, периодически погружаясь в грязные лужи, а «дворники» на переднем стекле беспрерывно хлюпали, терзая меня так же, как мысли о моих «амурах». Пора было взглянуть правде в глаза: я типичный сукин сын, который берет от жизни все, что может.

Дорога на север еще пустовала. Одним ухом я слушал радио, сообщавшее о наводнениях местного значения, другим – барабанную дробь дождя по крыше машины. Обстановка совершенно не способствовала тому, чтоб привести свои чувства в порядок. Я продолжал упрекать и обвинять себя: дурак неразумный, нельзя путать дела личные и профессиональные! А что до Марти, так половина ее слов – ложь высшей пробы.

Я напрягал глаза, чтоб держаться нужной полосы, когда неожиданный удар сзади едва не оторвал мою голову от туловища. Я не слышал хлопка, но понял, что меня протаранили. «Мондео» завалился набок. Перед глазами мелькнул хвост убегавшего вперед белого пикапа. Потом все исчезло. Все, кроме оглушающего грохота. Сила звука была так велика, что вышибла из меня весь страх. Я уткнулся лицом в аварийную подушку. Сознание еще не отключилось, и я понял, что меня несет на металлический парапет моста. Последнее, о чем я успел подумать, прежде чем отключился: вот умру я сейчас, и кто же обо мне пожалеет, – не слезу пустит, а по-настоящему горевать будет?

– Мистер Кьюнан, Дейвид! Вы меня слышите? Дейвид Кьюнан!

Эти слова докатывались до моего сознания, я слышал их, но думал о другом: наконец-то тепло и сухо и дождя нет. Я пытался сосредоточиться и понять, чего хочет от меня незнакомый голос. Я лежал на спине в неосвещенном помещении. Или с глазами у меня что-то не так? Вместо того чтоб дать ответ, сознание мое снова остановилось, точно пластинка на граммофоне, у которого кончился завод.

Очнувшись, я услыхал тот же голос, назойливо повторявший мое имя:

– Дейвид, Дейвид.

Голос был женский, глубокий и флегматичный, какие часто встречаются у шотландцев.

– Дейвид, вы меня слышите?

Я попытался пошевелиться, но ничего не вышло. Было такое впечатление, будто меня засунули в яму и забили ее ватой, – я не чувствовал ни единого мускула. Хотел раскрыть рот, чтоб ответить, но губы не слушались.

Оставив тщетные усилия, я сконцентрировался на голосе женщины. Он успокаивал, но мне было страшно. Я вспомнил о глазах – неужто я ослеп?! Я видел свет, но никаких очертаний. Мне показалось, что слева от меня кто-то шепчется. Я боролся с желанием завыть и зареветь от жалости к себе. Мир ускользал. Надо было во что бы то ни стало за него зацепиться.

– Дейв!

На этот раз голос был мужской, прямо у моего уха. От неожиданного резкого звука стало больно, и чтоб избавиться от него, я импульсивно поднял руку.

  100  
×
×