Точка кипения

– Не забывай, чья я дочь, и вызволи моего отца, – усмехнулась она. – Прощай, Дейв. Не буду желать тебе удачи. По-моему, твоя удача от тебя отвернулась, а свою я тебе одолжить не могу, самой нужна.

Марти ушла. Прикрыла за собой окно и растворилась в темноте.

Я лежал и пытался навести порядок в голове. Если Марти послал Брэндон, то зачем? Выяснить, что мне известно? Или узнать мои истинные планы в отношении ее отца? Мои размышления прервала вошедшая в палату дежурная медсестра.

– Бог мой! Мистер Кьюнан, что вы тут вытворяли? Постель – как вспаханное поле, а вы весь в поту!

Она проверила мой пульс.

– Учащенный. Надеюсь, вам не взбрело в голову заниматься гимнастикой? Вы не отжимались?

– Я не вставал, – ответил я.

55

Засыпая, я твердо решил, что в среду утром выпишусь из больницы. Меня не радовала мысль о том, что снова придется отвечать на вопросы Брена Каллена, тем более что к этому времени у меня самого скопилось больше вопросов, нежели ответов.

Но в больнице пришлось задержаться. Успокоительное, которое дала мне ночью медсестра, не уменьшило смешанного чувства возбуждения и разочарования, ставшего последствием визита Марти. Допущенные излишества обернулись глубокой необоримой слабостью. Когда явился Брен, я пребывал в полудреме. Несколько минут он постоял возле койки, переминаясь с ноги на ногу, и ушел. Кажется, в тот день меня больше никто не навещал, так что удалось немного отдохнуть.

Только в четверг, когда ко мне заглянул капеллан, я начал выказывать интерес к окружающему миру. С его появлением в палате я заподозрил, что на мне поставили крест.

– Ваша мать прислала меня, – сказал рыжеволосый священник, ирландец по фамилии Маллиган. – Она очень желает, чтобы вы предстали перед Господом с чистым сердцем.

– Нет уж, спасибо, – пробормотал я.

Перспектива предстать перед Господом пугала меня больше, чем возможное появление объединенных сил Карлайлов и всех женщин-убийц Южной Африки. Преподобный Маллиган печально покачал головой, перекрестил меня и уехал. Как следствие, во второй половине четверга я почувствовал прилив бодрости. Страх – лучший из стимулов к действию. Устроившись поудобнее на подушках, я мысленно приводил в движение механизм восстановления справедливости. Мне было приятно думать о хорошем, но любая умственная работа требует нервного напряжения: составлять план возмездия – тоже труд до кровавого пота. Я понимал, что «сказки» Марти можно трактовать по-разному. Брэндон Карлайл, несомненно, подозревал, что Чарли и Марти приложили руку к уничтожению Лу Олли, – ну и что с того? Как этот факт может помочь мне противостоять Брэндону, который всю свою жизнь ловчил и плутовал, чтоб в итоге полновластно распоряжаться людскими судьбами? Разумно ли будет броситься к его ногам, моля о пощаде, или, может, прикинуться простачком и попросить защиты? Нет, решил я, это не мой путь. Мысль о том, что успехом моего агентства я обязан Брэндону, приводила меня в ярость. Неужто это правда? Вероятно, мне никогда не докопаться до истины, но я точно знаю, что имею такое же право на радость под солнцем, как любой член семьи Карлайла. Да как он вообще набрался наглости мной командовать! Меня колотило от бешенства, и я чуть было не разразился бранью в полный голос. Ну, ничего, пусть Чарли только попадется мне на глаза – в порошок сотру, не раздумывая. Кто они такие, в конце-то концов! Пора их всех поставить на место, преподав серьезный урок.

Восстановление справедливости выходит за рамки компетенции частного сыщика. Как сын полицейского я понимал, что «незаслуженный» срок, который отсидел Винс Кинг, можно считать возмездием за все совершенные им ранее преступления, поэтому в отношении Кинга моя совесть была спокойна. Зато Кинг, разгуливающий на свободе, не даст покоя Брэндону Карлайлу, и чем беспокойнее станет жизнь Брэндона, тем больше шансов выжить появится у меня и у «Робин Гуд Инвестигейшнз».

Нелегко было упросить дежурную медсестру принести в палату телефон.

– Марвин, – сказал я в трубку, – прошу вас отослать письмо министру внутренних дел.

Он пообещал тотчас исполнить поручение, а я стал ждать развития событий, не расставаясь с больничной койкой.

Выписали меня в субботу. В понедельник у меня уже хватило сил на то, чтоб принять участие в триумфальном освобождении Винса Кинга. На моей голове оставалась повязка, и на видеопленке, отснятой для нас предусмотрительной мамой Селесты, я напоминал футбольного болельщика с белой банданой на лбу. Я был рад, что главную часть процедуры взяли на себя Марвин и Селеста. Они не скупились на слова, рассуждая в микрофон о судебных ошибках. Что касается виновника торжества, он оставался на удивление мрачным и молчал до самого Манчестера.